Стражи времени
Шрифт:
— Письмо то же, что и вчера, — подтвердил Курочкин, — даже помарки в тех же местах, я проверял.
— Добре, — Язёв довольно усмехнулся, — отдай письмо молодому фон Шлёссу, пусть прочтёт.
Через минуту довоенный Отто уже читал письмо. Поначалу он лишь недоверчиво улыбался. Потом улыбка на его лице сменилась выражением брезгливого недоверия, а позже — непонимания и страха. Окончив чтение, он в бешенстве отбросил письмо.
— Это правда? Великий рейх падёт? — Глаза немца расширились, белки налились кровью, красиво очерченные губы открылись, обнажив
Вскочив, молодой фон Шлёсс бросился к человеку в вязаном жилете.
— А ты! А вы! Как вы смогли всё это допустить? Вся хвалёная мощь Германии растоптана сапогом русского солдата! — молодой Отто поднял с земли письмо и ткнул его в лицо человеку в жилете. — Ты пишешь, что англичане разбомбили Дрезден. Наш фамильный замок превратился в руины. Отец нашёл там свою погибель.
Молодой Отто приблизился вплотную к Отто послевоенному и схватил его за грудки.
— А ты служишь в американской разведке, а они заодно с англичанами, убийцами отца, разорителями нашего семейного гнезда! На! — Короткий злой удар в скулу свалил не ожидавшего нападения человека в жилете на землю.
— Шайзе! — Послевоенный Отто, поднявшись на ноги, бросился на обидчика. — Сейчас я проучу тебя, психопат!
— Брэк, господа фашисты! — невозмутимый Язёв на манер рефери на ринге вклинился между дерущимися. — Курочкин, Благонравов, принимайте обоих. Пора обратно возвращаться.
— Огурцов возвращается, наших из отделения и ещё кого-то за собой волочёт, — сообщил Язёву бдительный Савчук, ни на минуту не ослаблявший внимания и наблюдавший за входом в аллею.
Сейчас по аллее шагали несколько человек в милицейской форме и один высокий мужчина, одетый в штатский костюм. Человек в костюме чем-то напоминал Язёва, однако был моложе полковника. Явно больше, чем на семь лет, что отделяли послевоенный сорок шестой от довоенного тридцать девятого года.
— Не успели маленько, — полковник поморщился от досады, — вот ведь, Огурцов, службист хренов, бдительность проявил, начальству всё доложил. Те, как водится, в НКВД, так раньше МГБ называлось, позвонили. Вот оттуда меня молодого и прислали.
— Так это вы, товарищ полковник? — в один голос воскликнули Борзяк и Воронцов, — Как вы молодо в 1939 году выглядели.
— Это я сейчас стариком кажусь, — горько усмехнулся Язёв, — смерть сына, кого хочешь, состарит.
— У полковника сын танкистом был, на войне погиб, — шёпотом пояснил Борзяк Воронцову.
Сергей сочувственно покачал головой.
— Кто здесь главный? — строго спросил подошедший к группе людей молодой Язёв, — Что здесь происходит? Я майор НКВД Язёв.
— Отойдём, майор, — полковник Язёв указал на стоящую под тенистыми липами скамейку.
— Коллеги, что ли мы с вами? — спросил майор, бросив взгляд на закованных в наручники немцев.
— Можно сказать и так, — ответствовал полковник.
Он достал из кармана два удостоверения
— Что всё это значит? — Майор Язёв спокойно взглянул в глаза полковнику. — Мы с вами, кажется, немного похожи! Что это за маскарад? Объясните, наконец, кто вы такой?
— Хорошо! — полковник пожал плечами, — Я — это ты, только в 1946 году. Из сорок шестого мы с коллегами переместились в твой тридцать девятый, что бы пресечь преступление против нашей страны и задержать опасного преступника. Это, если кратко!
Майор Язёв удивлённо поглядел на полковника, осматривая удостоверения личности. Потом, достав своё, он внимательно сравнил их.
— Документы полковника меня мало интересуют. Что такое МГБ, мне не известно, — майор отдал корочку полковнику, — а майорские ксивы схожи, как две капли воды. Даже чернила на печати поплыли в одном и том же месте.
— Ха! Чернила у него поплыли на печати! — Развеселился полковник. — Нечего на казённые ксивы пиво проливать.
— Откуда знаешь? — Вскинулся майор. — Ах, да! Ты ведь всё знаешь, что меня касается.
Полковник утвердительно кивнул головой.
— А ну, закатай-ка левый рукав рубахи, — потребовал вдруг майор.
Язёв послушно исполнил указание.
— Откуда отметина такая у тебя имеется? — Майор ткнул указательным пальцем в кривой красный шрам, располагавшийся чуть выше запястья полковника.
— Будто не знаешь, — полковник усмехнулся, — отметина эта с царской сахалинской каторги осталась. У тебя ведь точно такая же есть.
Майор закатал свой рукав и сравнил рубцы.
— Тютелька в тютельку. Всё сходится, — резюмировал майор, — ну, что теперь делать будем?
— Разойдёмся, как в море корабли, — полковник поднялся со скамейки, давая понять, что разговор окончен, — каждый — в своё время.
— Подожди! — Майор удержал полковника за плечо. — Скажи, война когда начнётся? У меня сын, Миша, танковое училище через год заканчивает.
Полковник закрыл глаза, губы его едва заметно дёрнулись, сутулясь, он побрёл к своим.
— Всему своё время, сам всё узнаешь, — бросил он через плечо майору.
Майор тоже поднялся и лёгким пружинистым шагом направился к ожидавшим его милиционерам.
— Одну минуту, — вдруг повернулся он к полковнику, — а откуда у тебя моё служебное удостоверение за 1939 год?
— Я его не сдал, когда очередное звание получал. Вот оно у меня и сохранилось, — пояснил полковник и вдруг схватил майора за пуговицу пиджака, — слушай меня, майор! Сына своего, Мишу, отправь, куда угодно, но только, чтобы он под Сталинград не попал! Заклинаю тебя! Я в этих временных перемещениях ни хрена не понимаю толком. Да и учёный, который их использовать начал, тоже до конца ещё ничего точно не знает. НО Мишку нашего постарайся от беды уберечь! А война начнётся 22 июня 1941 года, ровно в четыре утра, понял? Ну, всё, иди, майор!