Стражи времени
Шрифт:
После этого Мигун почувствовал необыкновенную легкость. Есть и спать не хотелось совсем, он практически выздоровел. Однако заботливый Силаев настоял на том, чтобы Василий всё же убыл в госпиталь для продолжения лечения. Последней полуторкой гостеприимную часть покинули Антон и Василий.
По выписке из госпиталя Мигун и Зубарев предстали пред ясные очи дознавателей. Переодевшись в форму рядовых Красной Армии, Антон и Василий были доставлены в особый отдел полка, в состав которого входила рота, спасшая остатки отряда Стожкова от неминуемой гибели. Первым в кабинет был вызван Мигун.
— Заходите,
Василий сел и пристально посмотрел в чуть простоватое, но приятное лицо гэбешника.
— Возьмите чернильницу, перо, бумагу и напишите все, что с вами произошло. Как вы оказались в отряде, как воевали, как вышли к своим? Пишите подробно, времени у нас много. После этого мы с вами побеседуем.
«Все ясно, — подумал с неприязнью Мигун. — Не зря фон Шлёсс предупреждал, что, сравнивая письменные и устные показания, проще всего поймать человека на несоответствии фактов. Нужно чётко, слово в слово, говорить то, что написано на бумаге. Даже, если показания писались тобой месяц или год назад».
Нехотя, Мигун принялся писать то, что они с Антоном давно уже договорились излагать в своих показаниях.
«Главное, чтобы Зубарев не сплоховал», — думал Василий, старательно выписывая буквы неудобным пером.
Тем временем, лейтенант подошел к двери, ведущей в коридор, где томился ожиданием Антон Зубарев.
— Сержант, веди второго, только в другую комнату. А сам иди сюда, будешь за товарищем Мигуном наблюдать, — лейтенант строго взглянул на Василия.
Заменивший офицера сержант, мордастый здоровенный детина, уставился на Мигуна тупыми коровьими глазами.
Лейтенант вышел в коридор и вдруг воскликнул:
— Антоха! Зубарев! Ты, чертяка?
Послышался шум упавшего табурета.
«Видимо, Зубарев от радости со стула свалился, — мигом просек ситуацию Мигун. — Знакомого, видать, встретил. Это нам свезло, так свезло!».
— Не отвлекайся! Пиши аккуратнее, всю бумагу кляксами изгваздал, — сержант назидательно поднял указательный палец и для острастки несколько раз взмахнул им перед самым носом Василия.
Тем временем, лейтенант провел Антона в соседний кабинет.
— Ну, рассказывай, Антоха, как, чего? Я ведь сначала как фамилию знакомую увидел в документах, сразу о тебе подумал. Да ведь говорили, что ты погиб, когда эшелон фрицы разбомбили.
— Да нет, Семен, не погиб. Хотя, мог погибнуть. Все, кто там был, погибли. Одни мы с Мигуном в живых остались после бомбежки той.
— А дальше что было?
— А дальше, Сеня, в плен мы с ефрейтором угодили, в бессознательном состоянии. Потом немцы хотели нас заставить в их полиции служить. А мы их по матери, их фашистской, послали. Тогда они нас расстрелять решили, а перед этим и били и пытали. Но мы стойко держались и подфартило нам, Семен, крепко подфартило. В ночь перед расстрелом бежали мы. Фрицы в темноте во все стороны палить начали. Меня, вон, сильно ранили. Мигун меня подхватил и ходу. Антон замолчал и опустил голову.
— Чего замолчал, Антон, — лейтенант участливо положил руку на плечо Зубарева.
— Забежали во двор один, там мальчонка, Петька
— А чего же он не тебя командиром назначил? — недоумённо спросил Семён. — Мигун — ефрейтор, а ты — старший лейтенант.
— Какой из меня командир, когда я раненный на подводе лежал? Только здесь подлечили доктора, — горько усмехнулся Антон.
— Да, пришлось тебе хлебнуть, — Семен вздохнул и опустил глаза вниз.
— Нам всем пришлось хлебнуть, товарищ Бородин! И мне, и Мигуну, и бабам с детьми и тем, кто не дошел до наших, понял? — Антон злобно посмотрел на друга, — Не веришь мне, а, Семён?
— Ну, что ты, — лейтенант протестующее поднял руку.
— Знаю, что не винишь! Таким, как мы верить не положено. Как же! На оккупированной территории побывали, завербовали нас там фашисты, шпионами сделали, — Антон отёр пот со лба. — А ты, Семён, фрицев-то видал? Ты, Семён, все по тылам сидишь? Когда это ты офицером стать успел?
— Фашистов живых я видал не меньше твоего, — завёлся Бородин. — Я не в заград отрядах пехотинцам по спинам стрелял. Диверсантов ловить приходилось, и в атаку ходил, и в окопах сидел. А офицером я стал потому, что спецвыпуск был в первые дни войны. Вот так вот!
— Прости, Семён, меня, дурака, — Антон смотрел виновато. — Сорвался я! Теперь нам с Мигуном веры нет, одна для нас дорога — в штрафные роты.
— Не говори глупости! — Бородин хлопнул рукой по столу. — Люди, кто в обозе был, о вас очень хорошо говорят. Я сам, Антон, за тебя вступлюсь. Поручусь, если надо будет, самому товарищу Сталину напишу.
— Правда? — Зубарев обрадовался. — Уж ты, Семён, постарайся. А уж я в долгу не останусь. Если на службе восстановят, непременно тебя к себе перетащу. Там ты, Семён, за диверсантами бегать не будешь, и в окопе сидеть не придется.
— Ладно, разберемся, — Семен встал и пожал Антону руку. — Жди, скоро всё решиться.
В кабинет, где Мигун корпел, описывая свои похождения, Семён зашел улыбаясь.
— Ну, как идет работа? — лейтенант заглянул через плечо Василия. — Много уже написали, это хорошо.
Ушлый Мигун сразу почувствовал, что отношение лейтенанта к нему сильно изменилось, причем в лучшую сторону.
— Наверное, Зубарев ему про наши мытарства рассказал уже, — подумал Мигун, а вслух запричитал. — Вот, товарищ лейтенант, веры нам с Зубаревым теперь нету. Шпионами нас, видать, признают да отправят в штрафбат.