Стражи

Бушков Александр Александрович

Вот она, поляна! Разумеется, она пока что пуста. Опустив тяжеленные свертки на усыпанную сухой хвоей землю, отдуваясь, поручик прислонился плечом к стволу, уже не заботясь об элегантности внешнего вида — какая теперь разница… Смахнув запястьем пот со лба, вытянул карманные часы, уставился на слабо фосфоресцирующие зеленым стрелки и цифры.

Ну вот, аккуратненько он подгадал: до появления «кареты» еще двенадцать минут…

Не исключено, что это были самые тягостные минуты в его жизни. Именно оттого, что ровным счетом ничего не пришлось делать — лишь торчать на одном месте, как пришитому, ждать, ждать, ждать, прислушиваясь, не появится ли погоня, не раздастся ли поблизости азартный и злой собачий лай, присматриваться к темным, усеянным яркими звездами кусочкам ночного небосклона меж кронами — не мелькнет ли над верхушками елей зеленоватый призрак.

Врагу своему не пожелаешь столь тягостного безделья! А клятые стрелки часов, казалось, замерли на месте, будто приклеенные к циферблату…

Поразительно просто, сколько человек успевает обдумать в такие минуты! Мысли, догадки, лихорадочные попытки найти

хоть какой-то выход буквальным образом теснились во взбудораженном сознании, сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, вульгарно выражаясь, мельтешили и прыгали, отплясывая шалую мазурку. Чуточку это даже походило на горячечный бред — и, когда вдруг мелькнула великолепная идея, он даже не удивился тому, что пришло в голову. Быть может, и не стоило удивляться…

Встрепенувшись, он запустил руку под расстегнутый пиджак, извлек тяжелый пистолет и повернулся в ту сторону, держа оружие дулом вверх, — то ли показалось, то ли и в самом деле заливистый собачий лай стал явственно приближаться…

И тут, наконец, началось. Над поляной вспыхнула неяркая точка бедно-золотистого цвета, разрослась, расплылась, очень быстро превратившись в некое подобие рыбацкой сети с крупными ячейками, сплетенными из того же бледно-золотистого сияния. Линии эти стали невероятно четкими, выразительными, прямо-таки вещественными.

Непонятно, почему так получается — при отправлении «кареты» внешний наблюдатель видит одни световые эффекты, а во время прибытия — уже совершенно другие. На его вопрос ему полтора месяца назад показали толстую книгу со страницами, сплошь покрытыми формулами и расчетами, и один из физиков без всякого превосходства, но с легкой улыбочкой пояснил: здесь имеется полное описание процесса и более доступного для профанов изложения, увы, не существует…

Растаяли и золотистая сеть, и просвечивающий в ячейки кокон зеленоватого сияния. На поляне материализовалась «карета» — высоченная, темная — внутреннее освещение погашено, лишь видны разноцветные отблески света от сигнальных лампочек — уж их-то нипочем не выключишь, без них невозможно…

Удалось рассмотреть, что к иллюминатору в двери прильнула чья-то физиономия. Подхватив пакеты, поручик выскочил на опушку, уже не сомневаясь, что азартный лай действительно приближается. Пробежал несколько шагов, остановился на расстоянии вытянутой руки. Ударивший изнутри луч сильного фонаря осветил его лицо, прошелся по поляне. Яростными гримасами, притопывая от нетерпения, поручик изобразил беспокойство.

Наружный штурвальчик завертелся, дверь чуточку отошла, не более чем на ладонь. Поручик ничего не мог разглядеть внутри, но прекрасно знал, что на него сейчас дружелюбно уставилось дуло автомата, а то и не одно.

— Погода пасмурная! — понизив голос, произнес он надлежащий пароль, то и дело оглядываясь в ту сторону, откуда доносился лай и хруст веток — с каждой секундой приближавшиеся. — Погоня близко, хватит!

Дверь распахнулась на всю ширину, один человек ее придерживал, второй, как и полагалось, держал поручика на прицеле — недоверие заложено в уставе, и сердиться тут нечего…

Размахнувшись как следует, поручик забросил внутрь оба свертка — бумага на одном, судя по звукам, лопнула, и книги рассыпались, — запрыгнул внутрь, с превеликим облегчением рухнул на железную скамеечку. Громко хлопнула дверь, едва слышно скрипнул штурвальчик.

…Зимин говорил глуховатым, отрешенным голосом, стараясь, такое впечатление, не встречаться взглядом с кем-либо из сидящих:

— Все привезенные книги изучены в считанные часы. На мелкие детали не стоит пока обращать внимание. Главная суть неведомо как произошедших изменений такова… В новом варианте грядущего так называемый Шангарский, он же Тунгусский метеор упал не в сибирской тайге, а обрушился на Санкт-Петербург. Город уничтожен практически полностью, не считая дюжины-другой домишек на самых отдаленных окраинах. Все население погибло. Если кто-то по счастливой случайности и уцелел, то число выживших очень невелико. Погибла вся императорская фамилия за одним-единственным исключением, а также двор, высшее командование гвардии и армии, главы и персонал государственных ведомств… Одним словом, все. Российская империя осталась без управления, напоминая полк, в котором уничтожен абсолютно весь офицерский состав…

В зале стояла мертвая тишина, никто даже не шелохнулся. Генерал продолжал:

— Легко догадаться, что наступила совершеннейшая неразбериха. Уцелел лишь великий князь Дмитрий Павлович — да, тот самый, что участвовал в убийстве Распутина. Оттого, что находился за границей. Срочно прибыв на родину, он попытался, как говорится, взять бразды, но все уже разваливалось. Моментально, как чертик из коробочки, выскочили всевозможные революционеры и сторонники сепаратизма иноязычных окраин. Около года продолжались столкновения, по сути гражданская война. Не вдаваясь в ее перипетии, отмечу главное: в конце концов определились два противоборствующих лагеря: монархисты, сторонники Дмитрия Павловича, и, как бы это сказать, либералы, возглавляемые прекрасно известными нам персонами, теми, что позднее в правильной реальности устроили Февраль. Часть из них погибла в Петербурге, но некоторые оказались в Москве и уцелели… В конце концов победила монархическая группировка. К тому времени иные из великих держав ввели в Россию свои войска — как уверяли, в целях предотвращения хаоса и братоубийства. Если вкратце, политическая география нового мира выглядит следующим образом… В Архангельске высадился английский контингент. Теперь от моря до Ладоги — Онежская республика,

судя по некоторым источникам, чистейшей воды английский протекторат. Московское царство, где правит Дмитрий Павлович, ограничено старыми русскими землями, территориями татар и башкир, частью Урала. Прибалтийские губернии заняты Германией — там существует, правда, некое эфемерное «самоуправление», но ни о какой государственности и речи не идет, тевтоны объявили эти губернии «подопечными территориями». Польша — королевство, захватившее белорусские губернии и часть Литвы. Германское и австро-венгерское влияние там крайне значительно — как и на независимой Украине. В Средней Азии — Бухарский эмират, Кокандское ханство и четыре подобных же «державы» помельче. Все шесть самым плотным образом контролируются англичанами. Сибирская республика простирается до Байкала. Все, что восточнее Байкала, занято японцами. Это сущий кошмар, но именно так и обстоит, господа. Как вы, должно быть, догадываетесь, все эти новые государства не играют ни малейшей роли в европейских делах. Державы больше нет. То, что возникло на ее месте, не более чем вассалы Англии, Германии, Австро-Венгро-Славонии и Японии. Первой мировой войны не произошло: исключительно, надо полагать, оттого, что в том мире ее участники оказались слишком заняты освоением добычи… Вообще-то к концу тридцатых годов двадцатого столетия дело определенно клонится все же к большой войне: Франция оказалась обделенной и давно уже негодует, Североамериканские Соединенные Штаты недовольны усилением Японии, существуют серьезные противоречия меж Англией и Германией с Австрией с другой стороны. Дальше мы заглядывать не стали — поскольку это, в сущности, сейчас совершенно бесполезно, и не стоит отвлекаться. У нас есть более насущные задачи сейчас… Одно важнейшее уточнение: есть подозрения — пока только подозрения — что тут не обошлось без альвов. Очень уж вольготно они себя чувствуют в Москве… ну да вы все должны были прочитать рапорт поручика Савельева. Это только подозрения, хотя и сильные. Четких доказательств нет. Я буду откровенен, господа, здесь собрались не дети… Мы пока что не знаем, почему все произошло именно так и грядущее изменилось. Никто не понимает, почему метеор обрушился на Петербург, а не на тайгу. Мы просто-напросто не знаем пока, где ключевые точки, на которые можно было бы воздействовать, чтобы все поправить и вернуть грядущее в прежнее состояние. Такое случается впервые. И как ни больно мне это говорить, но мы пока что в тупике. Мы не знаем, что изменило историю, не знаем, куда отправиться, чтобы это исправить. Я не хочу сказать, что положение безнадежное — но пока что мы в тупике. Вот вам жестокая, но доподлинная истина. Я ничего от вас не скрываю. Мелкие детали, по моему глубокому убеждению, сейчас совершенно без надобности, а главное я вам только что изложил. Поскольку случай экстраординарный, я готов отказаться от обычных процедур принятия решений. И готов выслушать любые предложения, если они у кого-то имеются. Любые. Самые безрассудные. Обстоятельства чрезвычайные, и потому не известно, что прозвучит безрассудством, а что может помочь… Итак, господа? Любые идеи, мысли, предложения.

— А что Особый комитет? — спросил кто-то справа от поручика. Он сидел словно бы в некотором оцепенении, не повернулся в ту сторону, не смотрел на говорившего.

— Господин полковник? — осведомился генерал, глядя на кого-то в зале.

Поднялся невысокий полковник с густыми усами, в мундире с голубыми жандармскими кантами (из Особой экспедиции, понятно, но какой-то новый, незнакомый):

— Господа, Особый комитет заседает непрерывно, но ничего определенного, рискну предположить, нет. Иначе бы меня разыскали здесь по прямому проводу, что-то да сообщили бы… Особый комитет, откровенно говоря, располагает только той информацией, что поступила от вас, поскольку вы и есть единственная ниточка, связывающая нас с иными временами. Поэтому… Как верно заметил господин генерал, здесь собрались не дети, так что позвольте быть предельно откровенным… Особый комитет, вы должны понимать, вовсе не представляет собою ареопаг всеведущих и всезнающих мудрецов. Это самое обычное высокое руководство, и не более того, там заседают самые обычные люди, штатские и военные, единственное отличие в том, что они, как и вы, посвящены в тайны, далеко не каждому доступные. Мое мнение будет насквозь неофициальным… Думается мне, не стоит ждать от Особого комитета каких-то гениальных провидений и судьбоносных решений. Перед тем как мне отправиться к вам в Гатчину, два члена Особого комитета примерно то же самое мне высказали. Всю информацию, необходимую для приятия решений, комитет получает либо от нас, либо от вас. У нас, как легко догадаться, ее быть не может. У вас… У вас ее пока что тоже нет. Следовательно, не стоит и надеяться, что мудрое вышестоящее руководство найдет выход. Либо вы его найдете здесь и сейчас, как люди в данный момент самые компетентные, либо… У меня все, господа.

Он грузно, не по годам тяжело опустился в кресло и замер, уперев взгляд в пол, ни на кого не глядя. «С таким лицом стреляются, — промелькнуло в голове у поручика, именно с таким лицом».

Скрипнуло отодвигаемое кресло — это поднялся фон Шварц.

— Мне вот кажется, что без англичан тут не обошлось, — решительно заявил он. — Очень уж для них все… прекрасно сложилось. Львиную долю себе захапали, и вообще, крайне подозрительно…

— А конкретнее? — спросил генерал бесстрастно.

— Ну, откуда же у меня конкретика. Просто нутром чувствую… Очень уж удобно для них все сложилось. Единственный член императорской фамилии уцелел, да и тот англоман завзятый, это всем известно…