Стрёкот кузнечика
Шрифт:
Вот это окно и, может быть, вот то тоже.
Начинался вечер, было уже довольно темно, и в крайнем окошке, которое, безо всяких сомнений, принадлежало лётчику, горел свет. «Да он же почти не выходит дому!» — подумал вдруг Алёша.
Теперь надо только подняться, позвонить в дверь… или постучать. Алёша вдруг понял, что даже не может представить, что произойдёт потом.
Ведь старый летчик-то до сих пор думает, что каждый день разговаривает с «малышом», своим внуком. Может быть, узнав правду, просто
Надо сначала хотя бы предупредить старика, мягко и деликатно, а уж там…
В темноте будки кнопки с цифрами почти не было видно, и Алёша с трудом, почти на ощупь набрал знакомый номер.
Длинные гудки… Значит, там, на втором этаже, сейчас вовсю трезвонит телефон.
Но никто не поднимал трубку. Алёша стоял в тёмной будке и слушал, слушал эти длинные гудки.
Наверное, дедушки просто нет дома, он куда-нибудь вышел и… Сердце Алеши вдруг начало гулко колотиться, так что слышно, наверное, было на соседней улице. Свет в комнате!…
Ведь он же видел свет в квартире летчика… Значит, никуда он не вышел, он там, в комнате!
Он там, израненный старый человек, один!
С ним что-то случилось, — и надо бежать, не разбирая дороги, стучать во все двери, потому что случилось что-то с Алёшиным дедушкой, бывшим военным лётчиком, которого он, Алёша, никогда раньше не видел!…
— Это ты?… услышал вдруг мальчишка в трубке тихий хриплый голос. — Я сразу понял, что это ты… Ты звонишь из того автомата, что внизу?… Поднимайся, я открыл дверь. Будем знакомиться, внук…
СТРЁКОТ КУЗНЕЧИКА
Моя бабушка живет очень далеко от нас, в маленьком городке на Урале. Я был у нее однажды, давно, два года назад. И почти ничего не помню.
То есть помню, конечно. Лето, бревенчатый дом и всегда распахнутые настежь окна. Одно окно выходит в огород, а два других — в тупичок. И там большая поляна, высокая трава, а в траве с утра до позднего вечера стрекочут кузнечики. Воздух звенит, и весь бабушкин дом полон этим стрекотом.
Вот и все, что я помню.
Сегодня пришло письмо от бабушки. Мама вернулась с работы и вытащила его из почтового ящика.
— Какая радость, — сказала мама мне, дочитав письмо до конца. — Бабушке наконец-то поставили телефон! Теперь мы сможем с ней разговаривать. Звоним немедленно?
— Конечно, — согласился я.
Мама набрала длинный номер и сунула трубку мне.
— Давай, ты первый! Разговаривай с бабушкой!
В трубке раздались длинные гудки, а затем я услышал незнакомый пожилой голос.
— Ну, говори! — подтолкнула меня мама.
— Бабушка… — начал я, и вдруг понял, что не знаю, о чем говорить.
— Кто это?… — спросила трубка. — Кто говорит?…
— Скажи, что ты бабушку любишь!… Что мы её часто вспоминаем!… Что ждем
А я вдруг вспомнил цветущую поляну под бабушкиным окном и высокую траву.
— Бабушка, — спросил я, — а кузнечики у тебя стрекочут?
— Кузнечики? — я услышал, как дрогнул голос моей бабушки. — Да, сейчас я распахну окно…
Прошло всего несколько мгновений, и я услышал, как весь бабушкин дом наполнился волшебным стрекотом неутомимых кузнечиков.
— Послушай, сын, ты будешь разговаривать?! — затормошила меня мама. — Время идет! Скажи бабушке, что целуешь ее!… Я тоже скажу несколько слов… после тебя!
Я молча протянул маме трубку. Мама покачала головой, прижала трубку к уху… и замерла. А потом я увидел, как в глазах у мамы появились слезинки.
ПРОКСИМА ЦЕНТАВРА
Стемнело.
Налив себе чашку крепкого чаю, Владимир Борисович Куликов, инженер в отпуске и в данный момент — единственный обитатель квартиры, потушил в комнате свет и осторожненько, чтобы не расплескать любимый напиток, протиснулся на балкон.
Тёплый летний воздух быстро густел. Почти неподвижный, с наступлением темноты, он, наверное, достиг бы плотности почти различимой на ощупь — что-то вроде мелкого-мелкого песка. Хочешь — переступи одной ногой через перильце балкона, толкнись другой — а дальше уже плыви, неторопливо подгребая руками. Плыви, пока сил хватит.
Где-то далеко коротко гукнул поезд. Так далеко, что даже перестука колес совсем не было слышно. Куликов отхлебнул глоток, проставил чашку на маленький столик.
Он был уверен, что и сегодня разглядит тот загадочный крошечный мерцающий огонек.
Если выбраться на балкон инженера Куликова днем и глазеть по сторонам, то даже человек с самым богатейшим воображением не сумеет разглядеть чего-либо хоть мало-мальски замечательного; насколько хватает взгляда, раскинулось огромное картофельное поле, расчерченное едва заметными узенькими межами — осталось поле от тех времен, когда люди здесь жили еще не в шестнадцати- и двенадцатиэтажных домах, а в маленьких деревянных избах, а кто-то и в бараках. Через годик-другой поле застроят.
Ночью не видно серовато-зеленых чахлых кустов, и кажется, что ровная и гладкая, таинственно-пустынная равнина только и дожидается смелого человека, который, не оглядываясь назад, зашагает к черному лесу.
Огонек вдруг мигнул на том же самом месте, что и вчера!
Мигнул, исчез… затем появился снова, слабый и мерцающий, но появился! И больше не исчезал!
Подождав для верности минут пять, инженер накинул куртку и вышел из дому.
Зачем он пошел туда? Кого он хотел увидеть, кого встретить?