Стрекоза ты моя бестолковая

Булатова Татьяна

– Отчего ж не подскажу, – засуетился ошеломленный сидоровской красотой сторож и вынес из пристроя исписанные листы. – Сейчас поглядим… Поглядим, где у нас эта Соболева ваша числится и пускают ли к ней. Здесь ведь разные-то Соболевы лежат. И буйные лежат, и тихие лежат. И такие, что ни два ни полтора: от любой тени шарахаются. Сейчас-сейчас… Вот! Вот ваша Соболева. Ваша? – протянул он Люде исписанный фамилиями лист.

Сидорова передала его Ждановой, всем своим видом показывая, что она сама, в отличие от соседки, здесь-то уж точно случайно. Настолько случайно, что даже

и смотреть сама не будет. Куда скажут, туда и пойдет.

Нина указательным пальцем заскользила вниз по листу, пока не наткнулась на нужную фамилию, рядом с которой чьей-то рукой было отмечено: «Состояние стабильное. Посещения разрешены».

– Пройдем тогда? – задала вопрос Жданова и оторвала от земли сумку.

– Вообще-то посещения у нас с десяти тридцати до двенадцати. Сейчас – десять. – Сторож молча протянул ей руку, сдвинув халат до локтя, чтобы был виден циферблат: – Ожидайте.

– Это как же ожидайте? – разволновалась Люда и красноречиво уставилась на сторожа. – Столько ехали и ожидайте?!

– Согласно расписанию, – пояснил тот и указал на выставленный в окне пристроя белый лист фанеры, на котором красной краской был прописан распорядок дня в больнице имени Карамзина.

– Пожалуйста, – взмолилась Нина, – пропустите нас. Вот хотите, мы вам консерву оставим? Или вот банку с помидорками? Поедите. Посолитесь.

– Я мзду не беру, – гордо произнес стражник, и лицо его приобрело заносчивое выражение. – Прием граждан с десяти тридцати до двенадцати по распоряжению главного врача.

– А в десять там у тебя чего? – высмотрела глазастая Сидорова и ткнула пальцем в пыльное стекло.

– В десять – беседа лечащего врача с родственниками пациентов.

– Ну так мы и есть родственники, – одновременно воскликнули соседки, однозначно намереваясь снести вредного сторожа со своего пути.

Их решимость не осталась незамеченной. Сторож сдал на пару шагов назад, а потом неожиданно стащил с ноги один кед и начал его вытряхивать прямо перед носом у прекрасных дам.

– Чё-то колет, – пожаловался он и, нацепив кед обратно, отправился к воротам, где вынул из петель замок, висевший больше для устрашения нежели для безопасности. – Проходите. – Створка ворот приоткрылась совсем немного, ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было просунуть руку, ну или на худой конец ногу, но никак не Людину грудь или ждановские плечи.

– А пошире открыть нельзя?! – одновременно рявкнули женщины, нагруженные неподъемными сумками.

– Попробуем, – миролюбиво пообещал сторож и с очевидным усилием надавил на чугунную створку. Щель стала чуть шире, но не настолько, чтобы в нее было легко поместиться.

– Недужный, что ли?! – заподозрила Жданова и, поставив на землю сумку, уперлась плечом в ту половину ворот, на которой повис тщедушный страж в кедах. От приложенных усилий створка поддалась и медленно, вместе с висящим на ней гражданином, отъехала в сторону, освободив проход для посетительниц. – Пойдем! – скомандовала Нина соседке и, схватив сумку, первой прошла на больничную территорию.

Карамзинская больница белела в просвете длинной аллеи, по

краям которой росли огромные старые вязы и лучились тропинки, утрамбованные ногами прогуливающихся на свежем воздухе пациентов. То здесь, то там виднелись выкрашенные такой же зеленой, как и входные ворота, краской лавочки. На некоторых сидели люди: где вдвоем, где поодиночке. На них были надеты синие больничные халаты. По видневшимся из-под застиранной байки ногам невозможно было определить, кто перед тобой – мужчина или женщина. По лицам – тем более: одинаково опрокинутые в себя, с отсутствующим взглядом застывших глаз.

– Смотри, – прошептала присмиревшая Сидорова и толкнула Нину в бок. – Сколько их тут. Жуть просто.

– А как ты хотела? – тоже шепотом ответила ей Жданова. – Чай, мы с тобой не на курорт приехали, а в этот, как его, дом скорби. Вот.

– Скажешь тоже, дом скорби… Аж нехорошо делается. Больница как больница.

– Тебе виднее, – язвительно прошипела старшая по подъезду и заторопилась к главному корпусу.

Рядом с ним было как-то повеселее: у гипсового фонтана, никогда не знавшего воды, курили санитары, зычно покрикивая на больных. Те пугались, отскакивали в сторону, а потом снова приближались к курящим и, вытянув шею, с любопытством смотрели, как у тех изо рта вырывается дым.

Появление двух теток, нагруженных огромными сумками, не осталось незамеченным ни медперсоналом, ни гуляющими вокруг фонтана пациентами.

– Кого ищем, мамаши? – полюбопытствовали молодые как на подбор санитары, весело переглядываясь.

– Соболеву. Из пятой палаты, – доложила Люда Смирнова и приготовилась ждать дальнейших указаний.

– Да вон она, – пробурчала катящая мимо тележку, полную грязного белья, нянечка.

– Где?! – спохватилась Жданова и завертела по сторонам головой.

– Во-о-о-он! – показала рукой пожилая низкорослая нянечка и покатила дальше.

– А передачи как? Сразу? Отдать можно?

– Прием передач внизу, – подсказали санитары. – Но только смотрите, чтоб без запрещенки – алкоголь там, оружие… – пошутили над тетками парни и показали, куда идти.

– Давай быстрей, – подтолкнула Жданову в спину Люда. – А то пока ходим, уйдет куда-нибудь наша Марфа. Будем потом по всему парку бегать искать.

Как и предвещала Сидорова, половину из того, что собрали жильцы для больной на голову соседки, нянечки отбраковали, сославшись на список продуктов, разрешенных для передач.

– Может, оставите? – попросила Нина, но ничего в ответ не услышала.

– Не трогай ничего. Сами разберутся, – зашипела нетерпеливая Сидорова и потащила соседку к выходу. – Пойдем уже. Отметимся – и домой.

Найти Марфу особенного труда не составило: Соболева как сидела на лавочке недалеко от главного здания больницы, так и продолжала сидеть. Только, в отличие от остальных пациентов, она взгромоздилась на спинку скамьи, предусмотрительно скинув больничные тапочки. Халат Марфа задрала до колен, отчего обнажились худые синюшного цвета ноги – точь-в-точь заснувшая на перекладине тощая несуразная птица с безвольно завалившейся набок головой.