Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли
Шрифт:
Ах, ну да — вспомнила Юлька, что больше двух им собираться нельзя. Так что бросила погрузку-выгрузку на мужиков и отравилась готовить ужин. Помылась, спустилась вниз и поняла, что мужиков дома нет. Коробок, что заполонили часть гостиной, тоже не прибавилось. Значит, разгрузки не было.
Выглянула в окно: внизу только новоприобретённое чудовище на колёсах. Джимни и машина Кирилла пропали. Вместе с её сыном и объяснениями насчёт цели исчезновения. Юлька потрясла штору, на которой висела ящерка:
— Куда они делись?
Беленькая
Ссыпав готовые сухари в старую наволочку — в полиэтилене их долго хранить нельзя — вновь зарядила духовку. Ещё чуток послонялась и прилипла к окну. Ящерка так и висела на шторе безжизненной безделушкой. Юлька теребила штору до тех пор, пока наверху что-то не треснуло. Беленькой же хоть бы хны: даже головы не повернула.
— А, ну вас всех к чёрту! — вспылила брошенная замордованная женщина.
И потащилась наверх в спальню. Прилегла, не раздеваясь и прислушиваясь: не грохнула ли входная железная дверь?
— Сто раз его просила заказать обивку этой старой рухляди, — пожаловалась она прилетевшей ящерке.
Малышка устроила катание на коньках по брошенному рядом смартфону. Юлька залюбовалась её изящными пируэтами. Её отражением в тёмном экране. Как заснула, не почувствовала.
И не сразу поняла, потому что шла по песку. В каком-то оазисе, в какой-то пустыне. Знакомые девчоночьи обуты в те же знакомые сланцы-танкетки на деревянной подошве со шнуровкой до колен.
Она отряхнула от песка короткое платье: всё та же белая наволочка без пояса. Только заметно отросшие коготки ещё больше цепляют лёгкую ткань. Подняла руки: на голове прежнее гнездо, свитое из жёстких волос. Старый сон с продолжением без повторов.
— Что-то не так? — раздался где-то за спиной встревоженный мужской голос.
Юлька обернулась. Так и есть: мужик. Или старик. На супер загорелом морщинистом возраста не распознать. Башка бритая, ни усов, ни бороды. Может, он вовсе не стар, а просто хлебнул лиха. Что неудивительно в таком прикиде.
Короткая замызганная юбчонка из той же белой ткани. Точней, какая-то намотка с разрезами. Чёрте что, а не одежда. Торс прикрывает кожаная жилетка, сшитая из кусочков. Вместо сланцев обдёрганные сапожки с открытыми носами и пяткой. Кажется, она уже видала такие. У военных на базаре, где её хватали за руки. И обозвали… не вспоминается, как.
Зато пояс у дядечки солидный. С начищенными металлическими бляшками цвета тёмной бронзы. На поясе странный топорик с лезвием, похожим на толстый птичий клюв. С ним примитивный покоцанный нож и ещё какая-то хрень.
— Великая,
— Не называй меня так, — покоробило Юльку. — Терпеть не могу.
— Я помню. Привычка, — развёл он руками, демонстрируя бессилие перед ней. — Ты бы не молчала. Скажи, если что-то чуешь. Или знаешь. Мне бы изготовиться, если что-то грядёт.
— К чему изготовиться? — уточнила Юлька, оглядываясь.
И пытаясь разобраться: чует она что-то, не чует? Или вообще не думала что-то чуять? Бред какой-то.
— Тебя защитить, — удивился древний дядечка её непонятливости.
В том, что он древний — и сама Юлька древняя, как мамонт — сомнений не было. В подобном прикиде нынче даже по Африке не щеголяют — раздражённо думала она. И всё тащилась, тащилась по оазису, машинально ловя глазами те пятна-тени, что побольше.
Таких было мало. Облезлый какой-то оазис — досадовала она — не рекламный. И пальмы жидкие, обгрызенные, и трава пожухлая. Жара её не мучала, пить не хотелось. Но легче от этого не становилось.
— Пока ты не обретёшь свой божественный УАТ, тебя легко обидеть, — тарахтел за спиной спутник. — Понятно, что на девятисущую мало у кого рука подымется. Почитай, ни у кого нормального не подымется. Так и ненормальные в мире не перевелись. Накажи их Зур! А я тебе слабая защита. Меня в два счёта прикончат. Так меня и не жалко. Кому я нужен? Всего-то пятисущий. Так и то одно название. У меня КАТ какой-то ущербный. Как ушёл с малолетства из дому, так с тех пор ни разу назад не тянуло. Даже глянуть: как они там?
Юлька пыталась вслушиваться в его монолог. Для того чтобы почерпнуть хоть что-то полезное. УАТ, КАТ — белиберда какая-то. Лишь с упомянутым Зуром понятно: раз призывают его гнев, значит, бог. Зато вспомнила, как её обозвал толстяк на базаре, когда при виде неё чуть не обмочился: девятисущая.
— А когда обрету свой божественный УАТ, меня легко будет обидеть? — решила направить она разрозненную пока информацию хотя бы в одном конкретном направлении.
И тут же поняла, что за спиной стихли скрипучие шаги. Остановилась, обернулась. Спутник был потрясён услышанным. Округлив и без того большие чёрные глаза, таращился на неё, как на взлетевший в небо экскаватор. Наконец, он еле выдавил:
— Тогда ты… ты…
И плюх на коленки. Прямиком в горячий белый песок. Юлька поморщилась: она бы точно взвыла от боли, а ему хоть бы хны.
— Что я? — грозно потребовала ответа, ибо явно имела право повелевать.
Раз у неё на четыре каких-то сущностей больше. Дворянка небось или что-то в этом духе.
— Твоему могуществу, великая, не будет равной силы, — наконец, нашёл подходящие слова дядечка.
Час от часу не легче — озадаченно подумала она и попросила:
— Встань, пожалуйста. Пожилой человек не должен стоять на коленях перед соплячкой.