Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли
Шрифт:
Он поднялся, но как-то неуверенно. Словно ждал какого-то подвоха. Не дождался и приободрился. Юлька же дождалась конца нелепой пантомимы и мягко спросила:
— Чего ты так боишься?
— Нам бы поторопиться, — шагнув к ней ближе, почти прошептал дядечка. — Если набегут любры, так и вовсе будет худо. Против них я и вовсе не защитник.
— Давай поторопимся, — покладисто согласилась она и зашагала быстрей.
Любры ещё какие-то. Это рыба или мясо? И какая, интересно от неё останется котлета, если они сюда набегут? Для чего?
Тем не менее, на душе стало как-то неспокойно. Юлька и сама закрутила головой, хотя даже не представляла, кого высматривает. У обозначенной опасности не было ни формы, ни содержания — одно название. Но даже от него мурашки носились по спине табунами.
Глава 23
По мне мой город точно не заплачет
Разбудило её настойчивое сопение над ухом. И привалившаяся к телу горячая ходящая ходуном масса. Секса не хотелось — хоть тресни! Хотелось скорей обратно заснуть и досмотреть сон. Но ушлый татаро-монгольский обольститель, как всегда, почувствовал это всеми фибрами своей степной дремучей души. Поэтому вкрадчиво прогудел в ухо:
— Я только помогу раздеться. Ты же не любишь спать одетой.
Она это действительно не любила. Но из двух зол выбирают лучшее.
— Даяш, я ничего, — пролепетала Юлька, попытавшись отодвинуться. — Я обойдусь. Ты спи.
— Я засну, — пообещал он столь многозначительно, что внизу живота против желания затеплело. — Раздену и сразу же.
Настырные железные пальцы уже стягивали с неё бриджи. За которыми — ну абсолютно случайно — уехали и слипы. Их нарочито медленное сползание по ногам всё больше подогревало предательски отозвавшееся тело. Нагревание при трении — етить его в маковку! Физика соблазна.
— Я зубы не чистила, — нашлась Юлька, ибо гигиена в сексе категорически важна.
Особенно для этого степного чистоплюя.
— А я и не собираюсь с тобой целоваться, — заверил он.
И рывком усадил её. Так резко сорвал майку, что руки взметнулись вверх, не успев вцепиться в края последнего «оборонительного» рубежа. Сопротивление было подавлено, не зародившись. Подлый приёмчик, о котором Юлька спросонья позабыла. А со степными налётчиками клювом не щёлкают.
Дальше последовал не менее изученный приём — что, впрочем, было бесполезно. Справиться с навалившимся медведем — это тебе не коня на скаку останавливать. Особенно, если медведь сбросил шкуру. И Юлька не сразу осознала, что её блудливые пальчики уже скребутся о его взбугрившуюся спину. Что ноги уже…
— А может, ну его? — подкинул Даян провокационный вопросик, не прекращая томительно-таранные атаки губами, руками и прочими инструментами «насилия».
— Угу, — гуднула Юлька прощальным приветом уходящего на дно корабля.
И добродетельные, полные сакрального смысла супружеские обязанности, как всегда, обернулись расшатыванием христианской морали. Фанатичными последователями
Утром, проснувшись, Юлька обнаружила себя в клубке постельного белья рядом с измятой подушкой Даяна. На которой лежала её любимая орлеанская лилия. Потеревшись о цветок носом, глянула на смартфон: половина пятого. За окном фонарь боролся с упирающейся зимней ночью. В душе желание поваляться боролось с любопытством.
Она поднялась и заторопилась в ванную. Раз мужики — в чём нет сомнений — уже все на ногах, значит, самое важное проходит мимо неё. Интересно: Кирилл здесь ночевал? Или всё-таки уехал?
Ночевал он здесь. О чём свидетельствовали застеленный в гостиной диван и трио голосов за закрытой кухонной дверью.
— Ты чего такая хмурая? — как-то слишком заинтересованно осведомился Севка, дежурно подставив лоб для материнского поцелуя.
Они приканчивали яичницу, приправленную горами разнообразной мясной продукции с полями нарезанной зелени.
— Сон странный приснился, — неожиданно для себя, призналась Юлька.
А ведь не собиралась. Но из неё это признание будто бы силой выпихнули.
Звяканье ножей и вилок о тарелки оборвалось. Все трое переглянулись с явным подтекстом — из тех, что заставляют женщину моментально насторожиться. И приготовиться — неважно к чему, лишь бы встретить во всеоружии.
— Что? — нетерпеливо понукнула она затихших партизан.
Севка молча встал и продефилировал к кухонному столу оделять мать яичницей. Кирилл так же молча мазал маслом её любимый хлебец из «опилок». Даян, наполняя пиалу салатом из овощей, суховато бросил:
— Садись.
Реакция на ТАКОЙ мужнин тон срабатывала безукоризненно. Юлька послушно села. Приняла у сынули тарелку с завтраком и выжидательно уставилась на Даяна. Тот не стал тянуть резину:
— Я тоже видел странный сон. И Севка. И даже Кирилл.
Имя хоть и бывшего, но соперника он выговаривал с обыденной непринуждённостью. Будто имя друга или близкого знакомого. Все уси-пуси с ревностью — и прочими мелодраматическими бреднями — два настоящих мужчины с первых же совместных шагов пустили прахом. Когда мужики вступают на тропу войны, все трагикомедии им по боку. И пока не зароют топор войны, «женский вопрос» назад не откопают.
— Сколько у нас ящериц? — встревожилась Юлька, зашарив глазами по кухне.
Беленькая в центре стола скакала по венчикам букета лилий в вазе — наслаждалась. Один бронзовый продолжал эксперименты с солонкой, пытаясь пропихнуть в дырку булаву. Задница второго с растопыренными хвостами торчала из горшочка с горчицей. Рука зачесалась прихлопнуть его крышечкой: может, удастся похоронить заживо? А после так же переловить остальных.
— Пока три, — успокоил её Даян не слишком убедительным тоном.