Стрекоза в янтаре
Шрифт:
Роджер с любопытством рассматривал фотографии. Фрэнк Рэндолл, стройный, красивый, аристократической внешности мужчина. Темноволосый, со щеголеватой грацией, читавшейся в каждом изгибе тела, он стоял у входа в больницу, застигнутый репортером в тот момент, когда собирался навестить свою вновь обретенную жену.
Роджер внимательно разглядывал длинный, четко очерченный подбородок, наклон головы и внезапно осознал, что ищет сходство Брианны с отцом. Заинтригованный этой мыслью, он поднялся и взял с полки одну из книг Фрэнка Рэндолла. Там, на задней стороне обложки, нашел более четкую фотографию.
Со вздохом он отложил книгу и собрал газетные вырезки. Хватит заниматься всякой ерундой, пора и за дело, иначе придется заниматься разборкой бумаг не меньше года.
Он уже складывал вырезки в папку, как вдруг на глаза ему попался заголовок: «Похищена феями?» И не столько сам заголовок, сколько дата под ним: «6 мая 1948 года».
Роджер осторожно опустил на стол вырезку, словно то была бомба, готовая взорваться в руках. Закрыл глаза и припомнил сегодняшнюю беседу. «А в Массачусетсе придется дожидаться, пока тебе не стукнет двадцать один год, – сказала Клэр. – Брианне ждать еще восемь месяцев». Выходит, ей двадцать? Брианне Рэндолл двадцать…
Быстро отсчитать назад в уме пресловутые девять месяцев он не смог. Подошел к «вечному» календарю, которым пользовался викарий, пришпиленному к стенке там, где нашлось свободное место. Отыскал дату и замер с пальцем, прижатым к календарю, лицо его побледнело.
Клэр Рэндолл вернулась после своего таинственного исчезновения оборванной и истощенной, бормочущей бессвязно какие-то слова и… беременной.
В конце концов Роджеру удалось заснуть, но после бессонной ночи проснулся он поздно и с тяжелой головой. Не помогли ни холодный душ, ни щебет Фионы за завтраком.
Он чувствовал себя так скверно, что отложил работу и решил прогуляться. Моросил мелкий дождик, но свежий воздух сделал свое дело – головная боль почти прошла. Правда, это возымело и отрицательный эффект: мысли его прояснились и он снова начал размышлять о своем ночном открытии.
Брианна ничего не знает. Это совершенно очевидно, судя по тому, как она говорит о своем покойном отце, вернее, о человеке, которого считает отцом. О Фрэнке Рэндолле. И очевидно, что Клэр не хочет, чтобы дочь знала, иначе бы давно рассказала ей обо всем. Или же их нынешнее путешествие в Шотландию должно послужить прелюдией к разговору? Ее настоящим отцом был, вероятно, какой-нибудь шотландец, ведь Клэр исчезла, а потом появилась именно в Шотландии. Интересно, он все еще здесь?
Поразительная мысль! Неужели Клэр привезла дочь в Шотландию специально, чтобы познакомить с настоящим отцом? Роджер с сомнением покачал головой. Нет, это чертовски рискованно – проводить такие эксперименты. Это посеет в душе Брианны лишь боль и смятение, да и в душе самой Клэр тоже. К тому же может ли тот человек занять место покойного? Ведь девушка была очень привязана к Фрэнку, это очевидно. Как она поведет
Роджер ощутил острое чувство жалости к ней и к себе тоже. Не стоило ему влезать во все это, лучше было оставаться в счастливом неведении. Ему нравилась Клэр Рэндолл, очень нравилась, и просто претила мысль о том, что она могла изменить мужу. Впрочем, он тут же укорил себя за столь старомодную сентиментальность. Как знать, возможно, она была несчастна с Фрэнком Рэндоллом? Возможно, у нее имелись все основания сбежать с другим мужчиной? Но почему же она тогда вернулась?..
Вспотевший и мрачный Роджер побрел обратно к дому. Повесил пиджак в прихожей и отправился в ванную. Иногда ванна очень помогала успокоиться, а он так нуждался в успокоении.
Он провел рукой по ряду вешалок в гардеробе в поисках своего изрядно поношенного махрового халата. После секундного колебания полез в дальний угол, расталкивая вешалки, пока не нащупал то, что искал. С нежностью глядел он на потрепанный домашний халат. Желтый шелк подкладки выцвел, но разноцветные павлины были по-прежнему великолепны – величественно расправив свои красочные хвосты, они смотрели на него маленькими глазками, напоминавшими черные бусинки. Он поднес мягкую ткань к носу и глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Слабый аромат «Боркум Рифф» и пролитого виски так живо напомнил ему преподобного Уэйкфилда, как ничто другое.
Сколько раз вдыхал он этот умиротворяющий запах с оттенком одеколона «Олд Спайс», прижимаясь лицом к гладкому и скользкому шелку, а полные руки приемного отца обнимали его, словно защищая от всех бед и суля надежное прибежище! Всю остальную одежду священника он отдал «Оксфаму», но с халатом расстаться не смог.
Действуя чисто импульсивно, он накинул халат на голые плечи, дивясь его легкости и теплоте. Ткань ласкала кожу, словно нежные пальцы. Он слегка подвигал плечами, наслаждаясь этим ощущением, плотнее запахнул халат и завязал пояс небрежным узлом.
Настороженно озираясь, не видно ли поблизости Фионы, он прошел через холл в ванную. Газовая колонка размещалась наверху, в изголовье ванны, словно страж и хранитель священной воды, надежный, приземистый и вечный. Снова вспомнилось детство – боязнь поднести спичку к горелке, чтобы включить газ и нагреть воду. Над головой с угрожающим шипением и свистом выходил газ, руки не слушались, потные и скользкие от страха, что в любой момент газ взорвется и тогда смерть неминуема. Он чиркал спичку за спичкой по металлической поверхности.
Уже давно загадочные внутренности колонки подверглись реконструкции, и она действовала теперь автоматически, мирно бурчащая горелка была надежно упрятана под металлическим кожухом. Роджер до отказа повернул треснутый кран горячей воды, до половины открыл холодный и в ожидании, пока наполнится ванна, принялся изучать себя в зеркале.
Вроде бы и не так плох собой, подумал он, втягивая живот и выпрямляясь перед высоким, в человеческий рост, зеркалом, вставленным в дверь. Крепкий. Стройный. Длинноногий, но не долговязый. Возможно, чуточку костляв в плечах. Он критически прищурился и изогнулся всем телом.