Стрела бога
Шрифт:
После того как они съели орех кола, Онвузулигбо откашлялся и, поблагодарив Эзеулу, спросил:
— Здорова ли жена моего родича?
— Жена твоего родича? Здорова. Ни на что не жалуется, кроме как на голод. Нвафо, пойди позови сюда Акуэке, пусть поздоровается с родичем своего мужа.
Нвафо вскоре вернулся и сообщил, что она сейчас придет. Акуэке не заставила себя долго ждать. Она поздоровалась с отцом и обменялась рукопожатием с Онвузулигбо.
— Как чувствует себя твоя жена Эзинма? — спросила она.
— Сегодня хорошо, а что будет завтра, нам неведомо.
— А как здоровье ее детей?
— Мы
— А-а-а! — воскликнула Акуэке. — Так я и поверила! Посмотри-ка, какой ты упитанный.
После того как Акуэке вернулась во внутренний дворик, Онвузулигбо сказал Эзеулу, что родные послали его передать: они хотят посетить своего свойственника завтра утром.
— Я из дома не сбегу, — сказал Эзеулу.
— Мы придем к тебе не с враждой. Мы придем пошептаться, как свойственники со свойственником.
Это единственное счастливое событие за целую неделю неприятностей и огорчений порадовало Эзеулу. Он послал за своей старшей женой Матефи и предупредил ее, чтобы она была готова стряпать завтра угощение для его свойственников.
— Для каких свойственников? — спросила она.
— Для мужа Акуэке и его родни.
— У меня в хижине нет кассавы, а сегодня нет базара.
— И чего же ты хочешь, что я должен сделать?
— Ничего. Но, может быть, у Акуэке найдется кассава, если ты у нее спросишь.
— Вот что: безумие, которое, как говорят, в тебе сидит, должно иметь свои пределы. Ты просишь меня найти для тебя кассаву. При чем тут Акуэке, разве она моя жена? Я много раз тебе говорил, что ты недобрая женщина. Ничего, как я замечал, ты не делаешь с радостью, если это не для тебя самой или твоих детей. Не вынуждай меня бранить тебя сегодня. — Он помолчал. — Если ты хочешь, чтобы на этой усадьбе хватило места для нас обоих, иди и выполняй, что я тебе велел. Если бы мать Акуэке была жива, она не делала бы различий между твоими детьми и своими собственными, ты это отлично знаешь. Убирайся, пока я не встал на ноги.
Хотя Эзеулу и очень хотел, чтобы его дочь Акуэке вернулась к мужу, открыто говорить об этом, конечно, не подобало. Человек, признавшийся в том, что его дочь не всегда является желанной гостьей в его доме или что ее присутствие ему в тягость, тем самым сказал бы ее мужу: можешь обращаться с ней так грубо, как тебе заблагорассудится. Поэтому, когда муж Акуэке в конце концов объявил о своем намерении забрать жену домой, Эзеулу для вида стал возражать.
— В том, что муж намерен забрать жену домой, худого нет, — начал он. — Но я хочу напомнить тебе: вот уже скоро год, как она живет у меня. Ты приносил ямс, или кокоямс, или кассаву, чтобы прокормить ее и ее ребенка? Или, может быть, ты думаешь, что они до сих пор сыты завтраком, съеденным в твоем доме год назад?
Ибе и его родственники пробормотали какие-то невнятные извинения.
— Вот я и хотел бы узнать: как ты уплатишь мне за то, что я в течение года содержал твою жену? — спросил Эзеулу.
— Я тебя хорошо понимаю, свояк, — заговорил Онвузулигбо. — Предоставь все это нам. Ты же знаешь: женатый мужчина — неоплатный должник своего тестя. Когда мы покупаем козу или корову, мы платим за нее, и она становится нашей собственностью. Когда же мы берем в дом жену, мы должны платить до самой
— Что же, я согласен с вами, — сказал Эзеулу, — но я соглашаюсь по малодушию.
Помимо двух взрослых сыновей Эзеулу, Эдого и Обики, при этом присутствовал и его младший брат, Океке Оненьи. До сих пор он не открывал рта, но теперь ему показалось, что Эзеулу слишком легко уступает, и он решил сказать свое слово:
— Свойственники, я приветствую вас. Я все время молчал, поскольку человек, не наделенный ораторским даром, обычно говорит, что его родичи сказали все, что следовало сказать. С самого начала разговора я очень внимательно слушал, чтобы услышать из ваших уст одну вещь, но я ее так и не услышал. Люди женятся по разным причинам. Ну, конечно, все мы хотим иметь детей, но, кроме того, одному женщина нужна, чтобы готовить еду, другому — чтобы помогать ему в поле, а третьему она нужна для битья. Вот я и хочу услышать из ваших уст, не потому ли пожаловал наш свойственник, что ему некого теперь бить, проснувшись поутру?
Онвузулигбо от имени всей своей родни пообещал, что Акуэке больше не тронут и пальцем. Тогда Эзеулу послал за Акуэке, чтобы выяснить, хочет ли она сама вернуться к мужу. Немного поколебавшись, она согласилась вернуться, если не будет возражать ее отец.
— Свойственники, я приветствую вас, — заговорил Эзеулу. — Акуэке вернется, но не сегодня. Ей потребуется кое-какое время на сборы. Сегодня ойе; она возвратится к вам в первый ойе после следующего. Когда она придет, обращайтесь с ней хорошо. Бить жену не доблесть. Мне известно, что любые супруги порою ссорятся; ничего предосудительного в этом нет. Ссорятся даже родные братья и сестры, что же говорить о двух людях, не связанных узами крови. Пожалуйста, можете ссориться, но не давайте волю рукам. Вот и все, что я хотел сегодня сказать.
Эзеулу возблагодарил Улу за столь неожиданное прекращение ссоры между Акуэке и ее мужем. Он был уверен, что Улу способствовал этому примирению, дабы привести его в состояние духа, подобающее для очищения от грехов жителей шести деревень, перед тем как они посадят в землю семена будущего урожая. Вечером того же дня шестеро его помощников явились к нему за приказаниями, и он послал их объявить по всем шести деревням, что праздник Тыквенных листьев состоится в ближайший нкво.
Угойе все еще готовила ужин, когда зазвучало огене глашатая. Она прославилась своей поздней готовкой. Хотя Эзеулу часто выговаривал Матефи за то, что та запаздывала с ужином, Угойе заслуживала этот упрек даже больше. Только она поступала осмотрительней, чем старшая жена: по тем дням, когда была ее очередь посылать пищу мужу, она никогда не запаздывала со стряпней. Зато во все остальные дни стук ее пестика в ступке был слышен до полуночи. Особенно нерадивой бывала она в такую пору, как сейчас, когда обычай запрещал ей готовить для взрослых мужчин по причине ее нечистоты.