Стрела в сердце
Шрифт:
Рован ограничился запонками, положив их туда же, в карман, и начал закатывать рукава. Он смотрел на локон ее волос, упавший на грудь и вздрагивающий при каждом движении. Она не доверяла ему, но почему она должна, если он сам не доверял себе. Находиться вот так, рядом с ней, в интимной обстановке, было и мучительно больно, и приятно. Интересно, как далеко она позволит зайти. Он не намеревался заходить слишком далеко, нет. Ему просто нужно было отвлечь себя от того, что могло произойти.
Сейчас она была даже в большей безопасности,
Он поднялся по ступенькам, уселся на кровать подальше от нее и заложил ногу за ногу в ожидании ее возражений. Кэтрин запахнула пеньюар, придерживая кружева у горла. Человек, которого она так боится на протяжении трех дней, сейчас сидит на ее кровати, где всю супружескую жизнь она спала одна. Кэтрин буквально задыхалась: она хотела приказать ему уйти, но в то же время боялась показать свою панику.
Чтобы хоть как-то отвлечь себя от созерцания его на своей постели, она спросила:
— О чем мужчины и женщины говорят в подобных ситуациях?
Он удивленно поднял брови.
— А разве ваш муж не разговаривает с вами, бывая здесь?
— Он никогда… то есть… я думала, что Жиль объяснил, что проблема, которая мешает нам иметь детей, в нем?
— Никогда? — повторил Рован, игнорируя объяснение.
Кэтрин, не поднимая головы и перебирая кружева на рукавах, покачала головой. Он так долго молчал, что она осмелилась посмотреть на него из-под ресниц. Его взгляд был похож на глубокий, окутанный туманом пруд.
— Дайте мне подумать, — в раздумье тихо сказал он, возвращаясь к ее первому вопросу. — Если бы мы с вами были связаны амурными делами, я бы сказал вам, что ваше одеяние очаровательно, но я бы предпочел, чтобы вы были без него.
Кэтрин сжала зубы, но спросила:
— Да? А что бы я ответила на это? Спасибо?
— Вы бы ответили, то есть вы бы могли ответить: я с удовольствием сниму его, если подвинусь ближе.
Она зло посмотрела на него, чувствуя, что внутри закипает кровь.
— О чем еще мы могли бы поговорить?
— Я мог бы сказать вам, что мне очень нравится цвет ваших волос, напоминающий каштан и все красно-коричневые оттенки осени. Я мог бы сказать, что очарован их длиной, что мне хочется потрогать их и привязать ими вас к себе…
— Пожалуйста… — с мольбой в голосе прервала она. — О чем-то же еще они говорят.
Он любовался пульсирующей жилкой у нее на шее.
— Я мог бы спросить — нравится ли вам видеть меня побритым или вы предпочитаете щетину, чтобы не ждать, пока я побреюсь. Так как ноги становятся холодными, я мог бы спросить вас, замерзли ли вы, и предложить согреть вас. Затем вы, если, конечно, хотели бы, спросили — болят ли у меня мышцы после тяжелого копья. Вы бы могли предложить мне снять рубашку и помассировать спину, чтобы снять боль.
Его слова, казалось, оплетали ее мозг паутиной. Она, как во сне, видела его
Когда он замолчал, она тихонько вздохнула и мягко спросила:
— На самом деле мужчина и женщина так разговаривают друг с другом?
— Да. И о многом другом.
Она было открыла рот спросить, о чем же еще они говорят, но не стала. Будет лучше, судя по завораживающему тембру его голоса и боли где-то там, внутри нее, если она не будет этого знать. Вместо этого она попросила:
— Расскажите мне о ваших путешествиях. Вы правда жили с бедуинами и пересекали аравийские пустыни на верблюдах?
Он рассказал ей сказку о жаре и песке, о монотонности путешествий и жажде, о холодных, пробирающих до костей ночах. В его рассказах были и неуловимая красота природы, и триумф добра над горьким неравенством, и страшные битвы за гордость и честь. Она слушала, восторгалась, пока он резко не оборвал себя и взял ее босую ступню в свои теплые руки.
— Вы замерзли, почему же не сказали мне об этом? Укройтесь же одеялом.
— Но вам же самому нечем укрыться. — Она убрала ногу и накрыла ее полой пеньюара.
— Зачем, я же не замерз.
— Я тоже, пока вы не… — Она остановилась, представив, как это может прозвучать. — Не могу же я, в самом деле, предложить вам поделиться одеялом.
— Но вы же первая замерзли, не так ли? — Нахмурившись, он потянулся к ней.
— Не нужно этого делать, — сверкнула глазами Кэтрин.
Он отпрянул. Озадаченное лицо постепенно смягчилось.
— Вы правы. Не надо было этого делать. Глупо, но с добрыми намерениями.
Он легко соскочил с кровати, взял сюртук и галстук, перекинул их через плечо и зашагал в туалетную комнату.
Через некоторое время вернулась Дельфия. Кэтрин не спала. Она лежала тихо, как мышка, прислушиваясь к каждому скрипу в доме, шепоту ветра над буками. Рован также не спал, она видела огонек свечи в соседней комнате, слышала, как открылась дверь, как Рован что-то быстро сказал, а Дельфия засмеялась.
— Какой симпатичный, — сказала служанка. — В одежде — очень, а без нее?
Кэтрин привстала. Тихо спросила: «Он был без одежды?»
— Да я не видела, он же был под одеялом. С вами все в порядке? — спросила Дельфия, раздеваясь.
— Все хорошо, — бодро улыбаясь, ответила Кэтрин, перевернулась на спину и стала разглядывать розовый шелковый полог кровати над головой. Заскрипели пружины — это Дельфия легла рядом. Они немного поговорили о вечеринке, свеча в комнате у Рована погасла, и спустя какое-то время Кэтрин заснула.