Стрела в сердце

Блейк Дженнифер

— Если отбросить цинизм в сторону, — сказал Рован в раздумье, — хороший брак должен быть основан на содружестве, доверии и уважении. А если союз основан на любви, то в этом есть заслуга обоих. И мужа, и жены.

— Подумать только, — сухо произнесла Мюзетта. — Вы будете исключительным мужем, если когда-либо решитесь жениться.

Рован пристально посмотрел на нее.

— Я женюсь только тогда, когда найду женщину с сердцем, достаточно сильным, чтобы сопротивляться той любви, которую я дам ей.

— Ну-ну, — Мюзетта широко раскрыла глаза и сардонически улыбнулась. Она посмотрела на Кэтрин, приглашая ее разделить удивление. Кэтрин встретила взгляд Мюзетты, но ее лицо ничего не

выражало. Это было лучшее, что она могла сделать, дабы скрыть внезапную сердечную боль.

Бал прошел без своего обычного блеска.

Наверное, из-за дневного происшествия свечи, казалось, не горели ярко, натертые воском полы быстро потускнели, музыканты играли не так живо, а цветы завяли рано вечером. Но гостей собралось также много, все смеялись, разговаривали и вскоре подняли такой шум, что могли заглушить рев океана.

Кэтрин танцевала, пока не устали ноги, смеялась, пока не почувствовала, что вот-вот разболится голова. Она уже не могла ждать окончания вечера, но в то же время боялась этого.

Когда она танцевала с Аланом, то видела Рована, вальсировавшего с Шарлоттой. Девушка выглядела ошеломленной и была в полуобморочном состоянии. Не смея поднять глаз на Рована, она смотрела ему в галстук. Его улыбка, когда он пытался увидеть лицо Шарлотты, вызывала в Кэтрин странное чувство. А сама она танцевала с Рованом, будто кружилась в вихре. Танец был быстрым, но простым, если знать фигуры и движения. Сэтчел с Жоржеттой подняли такую возню, что Рован решил присоединиться к ним и кружил ее до тех пор, пока она, боясь упасть, не уцепилась за него, а потом они ныряли в арку из поднятых рук и выходили из нее, тесно прижавшись друг к другу. Она подумала, что он делал это нарочно, чтобы смутить ее, хотя и была не слишком уверена в этом. Потом она стояла одна и пыталась отдышаться, а Рован ушел в поисках фужера шампанского для нее. Начался следующий вальс. В соответствии со списком в карточке, она отдала танец Перри, но его что-то не было видно. Кэтрин глазами поискала своего партнера и тут заметила Жиля. Он вел даму на середину зала, единственную приглашенную им на танец в этот вечер. Этой дамой была Мюзетта. Видимо, подагра его отпустила, поскольку вальсировал он довольно плавно. Вначале он улыбался ей с какой-то недовольной гримасой, а потом даже с одобрением. Мюзетта так посмотрела на него своими кошачьими глазами, что он сразу стал очень печальным. Как раз в этот момент в нем можно было увидеть тот беззаботный шарм, ту законченную отточенность, какую можно было увидеть у истинного джентльмена Лондонского высшего света.

Вечер, наконец, подходил к концу. Музыканты исполнили последнюю песню, собрали инструменты и удалились. Гости, не остававшиеся в доме, надели плащи и шляпы, взяли трости, попрощались и группами направились к выходу. Один за другим отправлялись экипажи. Было слышно, как колеса грохочут по дороге, покрытой ракушечником. Наконец Като закрыл дверь за последним из них.

Закончился бал. Закончились турниры.

Рован вышел через французские двери в тыльной части дома, которые вели в лоджию, сложенную из каменных плит, с готическими арками. Лоджия, в свою очередь, вела на террасу, широкими ступеньками спускавшуюся к траве, откуда по пологому склону было недалеко до озера.

Ему нужна была передышка. С тех пор, как приехал в Луизиану, он бросил курить. Его мать считала это не только вредным для здоровья, но и непристойным занятием. Без сомнения, она права, но курение было хорошим оправданием, чтобы покинуть ограниченное пространство или неподходящую компанию.

Мысли его вернулись к «Дворцу любви». Он был далеко не того возраста, чтобы играть в подобные игры в гостиной, да и не было желания для бесполезных

разговоров. Но сегодня ему даже нравилось обмениваться мнениями с Кэтрин, видимо, из-за симпатии, которую он к ней испытывал.

Он не думал, что она оценит его вмешательство.

Его взгляды были слишком широки для большинства, он убедился в этом. По любому из вопросов он мог бы с легкостью поспорить, но немногие восприняли бы это. Он имел свои убеждения, но они были мало похожи на строгие взгляды большинства, бывшие нормой. Легче промолчать, чем пускаться в объяснения своего образа жизни, взглядов, опыта.

Ночь была приятной, воздух стал несколько прохладнее, чем в начале бала. Небо был покрыто облаками, однако сквозь них смотрел круглый серебряный диск луны. Мягкий волнообразный туман поднялся с озера. Его влага, а также выпавшая роса покрыли серебром паутину, разбросанную по траве.

Рован прислонился к витиеватой колонне, глубоко вдыхая влажную ночную прохладу и подумывая о том, чтобы пойти и лечь спать. Он уже привык к боли в пояснице; со времени приезда в Аркадию его постоянно мучило желание, и он уже не замечал его, контролируя, как всегда делал раньше. Конечно, он редко спал с женщиной, не дотрагиваясь до нее. Но если уж говорить об этом, то он никогда не спал с женщиной, похожей на Кэтрин Каслрай.

Сладострастные служанки, лондонские любовницы, арабские женщины, новоорлеанские оперные певицы — все они промелькнули в его памяти. Их было немного, но каждая научила его чему-нибудь, от каждой он узнал что-то о женщинах и их потребностях, каждая дала ему знания о нем самом и его пределах. Он был им всем очень благодарен. Но ни одна из них не могла сравниться с Кэтрин. Она была другой. Он не знал, почему все это так волновало его. Все, что она от него хотела, — это притвориться влюбленным. Казалось, это так легко.

В том-то и была проблема, что это было слишком легко.

За спиной щелкнул дверной замок, и он услышал шелест юбки. Донесся запах лилий. Не поворачивая головы, Рован уже знал, что это была не Кэтрин.

— Извините, что потревожила вас, — сказала Шарлотта своим мягким, как легкий ветерок, и таким же неопределенным голосом. — Я хотела немного прогуляться. Я часто… Я люблю поздно вечером, в темноте…

— Быть потревоженным вами должно всегда доставлять удовольствие, — ответил Рован, заменив искренность на автоматическую вежливость. Девушка боялась, что он мог подумать, что она разыскивала его нарочно, а он хотел бы побыть в одиночестве. Она была права, но не в его правилах было давать резкий отпор. Она подошла и остановилась рядом. Посмотрела на него, затем мило смутилась.

— Надеюсь, ваше плечо не болит после танцев. Я думаю…

Она остановилась, и он пришел к ней на помощь.

— Спасибо, нет. Не больше, чем я заслуживаю. Нужно проверять подпругу, прежде чем садиться на коня.

— Какая досада. Весь вечер я думала, как это могло случиться. Может быть, лопнула кожа или случайно оторвалась.

— Омар больше такого не допустит.

Она нахмурилась.

— Можно еще предположить, что кто-то захотел отомстить. В это трудно поверить, ведь здесь все хорошо знают друг друга.

— Возможно, кто-то возмутился, что незнакомец завоевывает призы.

Это предположение было небезосновательно, ему хотелось знать, что она думает по этому поводу.

— Недовольство было, но вряд ли кто из-за этого решится на попытку убийства.

Дверь позади них снова открылась. Шарлотта резко обернулась, подхватив юбку, вихрем закружившуюся вокруг ног, и закрыла рукою рот. Она бы, наверное, не чувствовала себя более виноватой, если бы ее застали с мужчиной, лежащей прямо здесь, на каменных плитах.