Стрелецкая казна
Шрифт:
Выслушав, отец Кирилл отпустил всех, кроме меня и Федора с Василием. Настоятель вперился в меня взглядом.
— Это правда, что ты молнии метал во врагов?
— Было, отец Кирилл, лгать не хочу. Настоятель задумался.
— Вот что. Вы оба будете молчать о том, что видели — тем более что Юрий словом не обмолвился о том, когда братии о бое славном повествовал. Понятно?
Оба монаха кивнули.
— Ну а теперь отопьем в знак победы вина простого, прозываемого кагор.
Настоятель достал стеклянный штоф, разлил вино
— В канун праздника большого — усекновения главы Иоанна Предтечи — свершилась сия малая победа, когда поминают воинов, павших на поле брани за веру и Отечество. Помянем же, братья!
Мы выпили по второй, потом по третьей. Но на том и остановились. Настоятель отпустил монахов, и мы остались сидеть за столом друг против друга.
— Думаю — чем вознаградить тебя за труды ратные?
— Сколько дашь, отец Кирилл, столько и возьму. Мы о сумме не договаривались.
— То так.
Настоятель вздохнул, отцепил с пояса ключи, открыл маленькую дверцу в стене, долго там
возился; повернувшись, положил передо мной кучку серебряных рублей, навскидку — около двадцати. Не сказать, что много, но у купца я получал за месяц вдвое меньше. Помолчав, молвил:
— А что же такого ты показывал отцу Никодиму?
— То меж нами останется, не обижайся.
— Огонь показать можешь?
Я подошел к печи, перед которой лежали поленья, бросил полено в печь и, не закрывая дверцу, отошел. Заинтересованный настоятель подошел поближе. Я протянул руку, и с пальцев сорвалось голубое пламя. Полено вспыхнуло.
— Однако! В первый раз чудо такое вижу. Никодим, святой отец, говорил, что ты — человек необычный, но верно говорят — лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Об увиденном молчать буду, но в грамотках запишу. Ладно, иди, отдыхай — заслужил. От всей братии поклон низкий.
Настоятель поклонился, я ответил тем же.
Утром меня снова разбудил монастырский колокол: монахи спешили на службу. И мне пора.
Иноки вывели мне оседланного коня, открыли ворота. Впереди — дорога в Нижний, впереди — приключения. Ох, и люблю я это дело!
ГЛАВА V
Я подъезжал к Нижнему; уже показался посад, когда солнце скрылось за тучу. Был я в благодушном настроении — как же, помог настоятелю монастыря, деньжат маленько заработал, — и не стазу заметил, что городские жители ведут себя странно — хватают детей, разбегаются по домам, закрывают ставим на окнах.
Что происходит? Опять татары? В сердце закралась тревога.
Я остановил коня подле мужика, что спокойно стоял, наблюдая за происходящим.
— Здоровьичка желаю, земляк. Что случилось, чего это все бегают?
— А ты назад посмотри.
Я обернулся. Из тучи к земле тянулась темная воронка. Даже издалека было видно, как она крутится и движется на город. По-русски это смерч, в Америке его называют торнадо.
Я пришпорил коня,
Надо попробовать. Если смерч доберется до города — быть беде. Посрывает крыши, поразваливает избы из тех, что подряхлев, повалит деревья, а уж птицы погубит несчитано. Что для смерча хилый курятник?
В кремле тоже видели смерч и готовились — убирали вещи в дома, закрывали двери храмов. Я влетел в крепость на лошади: не положено верховому, по правилам — надо было спешиться и вести лошадь в поводу, но время не терпело.
На мое счастье Симский был во дворе, распоряжался. Остановив коня, я спрыгнул. Воевода глянул недовольно. Едва поздоровавшись, я спросил:
— Большие пушки есть на стенах?
— Что еще-то случилось? Опять татары? — встревожился воевода.
— Нет, не татары. Дозволь из пушки по смерчу стрельнуть!
— Да ты здоров ли, Георгий?
— Воевода, времени нет, дозволь пальнуть два раза. Воевода поскреб в затылке, подозвал дружинника:
— Проводи, пусть пальнет.
Мы бегом взобрались на башню — это была Борисоглебская. Скучавший на башне дружинник сначала было кинулся нам наперерез, но сопровождавший меня ратник успокоил:
— Воевода разрешил пальнуть два раза. Тут и я подал голос:
— Заряжены ли пушки?
— То мне неведомо, — ответил стражник. — Для огненного боя пушечный наряд есть.
Я сунул руку в ствол: пыж на месте, стало быть, заряжена. Проверил вторую пушку, только не рукой — банником, уж больно ствол был длинен, как на единороге. Подсыпал свежего пороха к запальному отверстию. Поискал глазами — есть ли раскаленный прут. Есть, стражник службу нес добросовестно — в дальнем углу на камнях рдели тлеющие угольки, на них лежал железный прут с раскаленным концом. Наверное, сначала выстрелю из единорога — у него ствол длиннее.
Я навел орудие, подбивая деревянный клинышек киянкой, прицелился прямо в центр гигантской воронки, опустившейся из тучи на землю. Перекрестился — ну, была не была, — и поднес раскаленный конец прута к пороху. Вспыхнул огонь, через пару секунд грянул выстрел. Ядро с шелестом ушло к смерчу. Оба дружинника напряженно смотрели на воронку, ожидая результата.
Сначала ничего не происходило, потом воронка стала расширяться, вращение ее ускорилось.
— Помогайте! — крикнул я, кинувшись к другой пушке. Ухватившись за лафет пушки, я стал доворачивать ствол. Оба дружинника налегли на станину. Пушка сдвинулась, встала стволом точно по воронке. В последний момент я решил выстрелить повыше, подбил клинья и поднес запал. Ядро, оставив дымный след, ушло к смерчу, попав в воронку значительно выше первого попадания.