Стрелецкий десятник
Шрифт:
– Готов служить тебе, Таисия Прокофьевна! А сейчас дозволь отъехать. Мои вои повезут сбрую с царева коня и тебя проводят. Прощай.
Юрша ускакал. Таисия долго смотрела ему вослед.
Даниил только оглушил первого волка. Тот сразу после удара чеканом упал, но тут же поднялся и, покачиваясь, побежал к кустам, постепенно набирая скорость. Царь Иван, теперь уже на лошади десятника, нагнал его. Волк огрызнулся, а затем прыгнул, пытаясь напасть на лошадь. Но Иван ловким ударом чекана размозжил ему голову. Это произошло на глазах других охотников, под их многоголосое одобрение.
Когда
– Это я первым ударил волка. Я задержал его!
Боярина Прокофия всего передернуло, он свирепо зашептал:
– Чего болтаешь, несуразный! Все видели, как государь догнал и прикончил зверя самолично! – И, переведя дыхание, сказал: – Ты, племяш, придержи язык! Да ховайся отсель!..
Этот разговор произошел, когда лучники подтащили волка к царю и старший объяснял, как им пришлось пустить стрелы. Поэтому Иван не разобрал слова Даниила, но насторожился от шепота боярина, весь превратился в слух и понял, о чем речь. Прокофий, перехватив мрачный взгляд царя, в страхе замахал руками на племянника:
– Ступай, ступай! Не до тебя! Тут Таисия где-то, уведи ее домой.
В этот момент подкатила подвода с бочкой кваса. Слуги начали раздавать охотникам ковши. Прокофий подал Ивану отдельно привезенную сулею, сперва отпив из нее пару глотков – пусть видит, что без отравы.
Травля закончена. Псари дудками собирали разбежавшихся собак и вели их к туше вепря на кормежку. Замолкли голоса людей и стрекотание трещоток. Загонщики, тонинские мужики и бабы собрались в указанном месте пониже холма, по другую сторону которого находились царь и бояре. Тут возле родничка их ожидала подвода, каждый загонщик подходил и получал краюшку только что испеченного душистого хлеба и пару луковиц со щепотью соли. Садились и ели в тишине, стараясь не уронить ни одной крошки на землю – то великий грех.
Утолив голод, пили из родника и разговаривали негромко. Вспоминали, как метались напуганные звери и как они сами пугались зайцев; приглушенно смеялись. Не расходились потому, что приказано тут встретить поклоном царя-батюшку.
Бабы и молодицы собрались отдельно, иные переглядывались с парнями. Однако даже здесь, на приволье, вдали от родителей, игривость молодежи гасла под строгими взглядами пожилых односельчан. И тут кто-то из баб низким голосом произнес речитативом всем знакомые слова. Будто дожидаясь этого, остальные сразу подхватили хором, и над полями и рекой к голубому небу понеслась песня такая же бескрайняя, как просторы вокруг:
Ой-да, послали меня молодув поле полоть лебеду-траву.Ой-да, целый день гнула спинушку,а домой пришла – муженек бранит:Ой-да, почему ты не улыбчива?Почему мужу не услужлива?Ой-да, к мужу я приласкалася,поднесла воды, сапоги сняла.Ой-да, дети малые в избеслезами заливаются.Ой-да,Любит русский человек послушать задушевную песню и подтянуть, хоть вполголоса. Замолчали самые говорливые из мужиков, подошли поближе к бабам. Окрепла песня, окрасилась многоголосием, переливами и повторами, шутливая и задорная.
Туда, где лежали два убитых волка, псари подтащили и волчицу. Старший псарь, сняв шапку, стоял потупившись. Царь заметил его:
– Говори.
– Государь, зверя посек твой десятник Юрша.
На удивление свиты, эти слова не рассердили, а, наоборот, обрадовали Ивана, его глаза весело сверкнули:
– Десятник, говоришь? Юрша, ты где?
– Тут, государь.
– Ну-ка подь ближе. – Дети боярские с заметной неохотой отвернули коней, пропуская десятника. – Скажи нам, как ты в нашу забаву впутался?
– Помилуй, государь. Я защитил… – На долю секунды замялся Юрша, потом, смутившись, закончил: – Защитил твоего коня. Волк набросился на него, государь.
– Молодец! Везде поспеваешь. Вот только шкуру попортил.
– Виноват, государь. Поспешил.
– Ладно. Придется простить. Я у тебя в долгу, Юрша, твой конь подо мной. Боярин Прокофий, дашь десятнику лучшего коня в полной сбруе. Да чтоб пригляднее вот этой. – Иван тряхнул уздечкой. – В другой раз чтоб не зазорно было государю держать.
Боярин Прокофий подался вперед:
– Государь, изволь пересесть, для тебя коня пригнали. Лебедем его зовем.
– Для меня? Давай сюда Лебедя.
Два конюха подвели серого в яблоках жеребца. Он, казалось, нарочито красовался перед царем: мелко семенил ногами и лебедем изгибал шею. Царь крутанул рукой, конюхи повели коня вокруг волчьих трупов, Лебедь затрепетал, захрапел, конюхи еле удерживали его. Иван восхищался:
– А, хорош, красавец! Правда, Юрша?
– Достоин царя, государь.
– И тебя достоин. Бери!
Окружающие ахнули, боярин Прокофий руками всплеснул, чуть с коня не свалился. Юрша взмолился:
– Помилуй, государь…
– Я сказал!.. Садись, посмотрим, каков ты на коне герой.
Юрша подошел к Лебедю, похлопал ладонью его по шее, слегка влажной от напряжения. Заглянул в большой глаз с кровяной искрой, тихо говоря ласковые слова, подобрал уздечку. Взялся за луку и, не дотрагиваясь до стремени, с земли взлетел в седло. Лебедь присел, заходил из стороны в сторону, таская за собой конюхов. Юрша натянул шитые золотом поводья, успокоил коня и сказал: