Стрелецкий десятник
Шрифт:
– Ты в царевой «келье» был?
– Нет, упаси Бог! Мы порядок ведаем. Боярич же Данила во все чуланы шастал, он и в «келью» заходил.
– Чего-нибудь вынес оттуда?
– Не, не видел. Кажись, одна свеча в руке была.
Спиридон заторопил:
– Где он? Пошли, боярич. Государь с меня голову снимет, да и тебя не помилует.
Пустились чуть не бегом, прихватив и холопа. Ворвались в светелку. Даниил стоял в переднем углу перед иконой с лампадой и читал свиток, услышав шум, поспешил спрятать его за спину. Спиридон прыгнул к нему, вырвав свиток,
– Тот самый! – И выскочил за дверь.
Даниил опомнился и с пьяным криком: «Смерд! Как смеешь!» хотел погнаться за ним, но Афанасий удержал:
– Данила, в уме ли ты? Это свиток царя, он ищет его.
– Ну и что?! Нашел… А знаешь, что там…
– И знать не хочу. Ты, братец, пьян. Ложись-ка спать.
Афанасий и его холоп помогли Даниилу раздеться, уложили на постель. Тот все время порывался рассказать, что ему удалось прочесть. Афанасию было любопытно узнать, но через силу делал вид, будто то его не интересует. Он отпустил холопа и принялся уговаривать Даниила помолчать и уснуть, чем раззадорил пьяного еще больше. Но когда из пьяной болтовни Афанасий понял, что крымцы ведут какого-то самозваного великого князя Михаила Ивановича, ему стало страшно. Он решил уйти от греха подальше. Потихоньку отошел от кровати, отворил дверь и поймал за волосы метнувшегося было в сторону Васька.
– Почему не спишь?! Подслушиваешь?
Афанасий дал ему увесистую затрещину. Васек взмолился:
– Ой, не бей, боярин! Все скажу! Разбудил меня царев Спирька. Именем государя заставил тут быть. Замечать, с кем боярин Даниил говорить будет.
Афанасий сразу отпустил парня, сдерживая злобу, сказал:
– Ну, раз велел, стой тут. Да не усни смотри. Запомни: я пришел сюда вместе со Спирькой. Понял?
– Да, боярин.
– И сразу ушел.
– Сразу, боярин.
– А боярич Данила дюже пьян, тут же уснул.
– Уснул, боярин.
Вернувшись к себе, Афанасий не находил места. Малайка Васек, оказывается, Спирькин наушник! Никому не ведомо, что он может наговорить! И тронуть его теперь опасно. Вот незадача. Что он слышал? Как холоп ушел, дверь осталась приоткрытой! Может, с умыслом? Ой-ей-ей! Какие дела!
Царь Иван IV Васильевич, несмотря на свою молодость, просыпался рано, и окружение знало это. Все, кто хотел услужить, старались с восходом солнца быть вблизи его опочивальни.
Накануне Иван уснул поздно, после длительной молитвы. Из молельни он не пошел в «келью», а лег в спальне в большую квадратную кровать под розовым пологом. Проснулся как всегда – только ранние лучи солнца заглянули в окно. Приподняв край полога, Иван выглянул. Около самой кровати на медвежьей шкуре, свернувшись, сладко спал Спиридон. Однако стоило Ивану прошептать: «Спирька», тот уже стоял перед ним:
– Слушаю, государь.
– За Данилкой следят?
– Следят, государь.
– Ступай узнай, кто был у него. А Данилке скажи, чтобы шел ко мне.
Спиридон беззвучно оказался за дверью и тут же вернулся:
– Государь, боярич Афанасий
Иван недовольно спросил:
– Что ему приспичило?
– Спешное дело, говорит.
– Пусть войдет.
Афанасий, сгорбившись, приблизился к кровати. Вид у него был помятый, болезненный, ночью глаз не сомкнул от раздумий. Остановившись, недоуменно смотрел и не мог сообразить, где же за пологом царь. Иван следил за ним в щелочку между половинами полога и размышлял: за чем пожаловал? Наконец разрешил говорить.
– Государь, скрытное дело, дозволь с глазу на глаз.
– Спирька, ты тут? Иди куда послал. – Царь сказал, а сам нащупал под подушкой большой нож, положил его удобнее. Афанасий согнулся еще ниже:
– Государь, вечор мы со Спирькой вошли к Даниле. Он читал твой свиток. – Афанасий замолк, молчал и царь. Потом настороженно спросил:
– Он говорил тебе, что в грамоте?
– Да, государь. По пьянке болтал несуразное.
– Что сказал?
– Говорил, что идут крымцы и ведет их Михаил Иоаннович, якобы великий князь.
Иван отвернул полог и спросил с издевкой:
– Какой же это великий князь, кроме нас?
– Другой, из Литвы. И будто он не признает тебя государем, а хочет на престол московский возвести Юрия Васильевича…
Афанасий увидел на лице царя подобие улыбки, более похожей на оскал. Иван продолжал издеваться:
– Мой брат Юрий Васильевич глух и безгласен. Как он может стать великим князем?
– Афанасий про другого, кой старше тебя, государь. Сын великой княгини Соломонии…
Иван соскочил с кровати, лицо его перекосилось, глаза готовы вывалиться из орбит. Он схватил обеими руками Афанасия за воротник рубахи с такой силой, словно собирался удушить.
– Врешь, подлый! Этого не было в грамоте!
Афанасий прохрипел:
– Слова Данилы, Богом клянусь!
Вошел Спиридон. Ему показалось, что царь отбивается, он выхватил нож, и мгновение отделяло боярича от смерти. Иван это понял, сильно толкнул Афанасия, который упал на колени, и поднял руку. Спокойно, будто ничего не случилось, сказал Спиридону:
– Не тронь. – Пошел, сел на постель. Некоторое время почесывал редкую бороду. Афанасий стоял на коленях, закрыв лицо руками.
– Запомни, Афонька, – Иван говорил раздельно и внушительно. – Никакого разговора у нас не было, и ты ничего не слыхал от Данилки. Забудь все, иначе укорочу тебя на голову! А теперь выдь на минутку. – Когда дверь за ним закрылась, обратился к Спиридону: – Ну?
– У боярича Данилы был только боярич Афанасий. Уложил его спать. Данила много говорил про крымцев, про твоего братца, князя Юрия Васильевича, и другое, а что именно, мой дурак не запомнил. Я дал ему по морде.
Иван закинул ноги на кровать и, укрываясь одеялом, как бы про себя сказал:
– Опередил боярич… Ладно. Кто следил?
– Васек, малайка боярина Прокофия.
– Дурак ты, Спирька. Наушников не бьют. Их либо вешают, либо награждают. Дай малайке семик, он тебе еще пригодится. Что еще?