Стрелочники истории. Дилогия
Шрифт:
– И все же, табакокурение вредно! Оно несет с собой кучу болезней! – объявил Афанасьев.
– Я с этим не спорю, но есть один нюанс – курильщики не страдают от болезни Альцгеймера. Более того, альцгеймером страдают именно в тех странах, где борются с курением! Почему? Не знаю!
– Может, курильщики просто не доживают до того возраста? Ведь болезнь начинает прогрессировать после шестидесяти? – спросил удивленный Геннадий.
– Все может быть. Но по мне, лучше умереть в пятьдесят, оставаясь бодрым, чем тянуть дополнительные двадцать-тридцать лет в виде овоща!
Афанасьев усмехнулся.
– Не, Сережа, это ты говоришь, пока молодой! А как полтинник стукнет – другое
Напрасно Афанасьев рассчитывал провернуть переговоры в тот же день. Затянувшийся завтрак, плавно перешедший в обед поставил крест на обсуждении деловых вопросов. Несмотря на угрозу монгольского нашествия, жизнь в средневековье текла неторопливо и князья отложили обсуждение военно-свадебного договора на завтрашний день. Хотя в «кулуарах», точнее – во дворе, общими мнениями успели перекинуться.
Во второй половине дня Геннадий сходил к бойцам сопровождения и привел их к детинцу, оставив у машин четверых караульных. А пока Серпилин ходил за бойцами, Афанасьеву и Сереге показали светлицы, отведенные им и их воинам для ночлега.
Перед теремом Геннадий упорядочил взвод и бойцы вошли во двор печатая шаг, как на параде. На крыльцо высыпали князья и дружинники, которые были в состоянии оставаться на ногах, дворня побросала работу, дивясь на невиданное зрелище. Геннадий остановил строй напротив крыльца, а сам строевым шагом подошел к Афанасьеву, отдал рапорт, и только после этого поступил приказ разойтись. Пятерых злоумышленников тоже торжественно передали Роману. Князья удивились, дескать, зачем их вообще сюда везли? Можно было повесить на месте. Но Афанасьев ответил, что с одной стороны – они не успели совершить злодеяние, а с другой – в Торжокском княжестве смертью наказывают только за убийства, за все остальные преступления, включая воровство, грабеж, мошенничество – всего лишь лишение свободы, то есть рабство, на несколько лет, в зависимости от степени злодеяния. В данный момент у торжокских гостей нет возможности припахать новоявленных рабов, да и на коломенской земле этот закон не работает – ибо негоже лезть в чужое княжество со своим уставом. Афанасьева поддержал и Юрий рязанский, которому понравилось само наказание – зачем убивать смердов, если их можно использовать для пользы княжества? Ну, а если не получится, так повесить никогда не поздно. Роман подумал над словами и согласился. Несостоявшихся разбойников отвели в поруб, а судить и назначать меру наказания будут позже, сейчас – не к спеху.
Гостей отвели в баню, где пару часов они парились, поливая раскаленные камни пивом и его же употребляя внутрь, а как офицеры вышли, запустили остальных бойцов. Хоть красноармейцы и были тепло одеты, но успели несколько продрогнуть, карауля автотранспорт. Бойцы с удовольствием нахлестывали себя березовыми и дубовыми вениками, мылились привезенным с собой мылом, смывая пот и пену водой. Потом, одевшись в свое же исподнее – ведь мылись перед самым отъездом, два дня тому назад – чего его менять, натянули мундиры. Офицеры с вновь прибывшими прапорщиками вернулись к столу, а красноармейцев поместили в людскую. Накрытый для бойцов стол отличался от княжеского только отсутствием заграничных вин, все остальное было тем же самым. А в светлице к прежним яствам прибавились печеные половинки куриц, разного рода уха: и рыбная, и куриная, и яблочная, ломти сала и буженина, холодец из потрохов и говяжьего рубца, мясное под густым коричневым соусом: от целиком запеченных зайцев до огромных кусков свинины и баранины с торчащими костяшками. Само собой на столе было полно всевозможных пирогов, пышек, кулебяк и круглых лепешек, используемых тут вместо тарелок.
Застолье продолжалось
– Не, правду говорил Варсонофий, настоятель Борисоглебского монастыря, обжорство – большой грех. – выдал Афанасьев свое мнение по поводу банкета, заваливаясь на широкую лавку, покрытую волчьими шкурами.
– А чего? – удивился Васильев. – Нормально, вроде бы, поели. Вот только водочкой залакировать не мешало бы…
– Э! – протянул Геннадий. – Это ты так говоришь, потому что завтрак пропустил!
Осадчий тем временем включил рацию и вскоре связался с базой.
– У Волкова проблемы. – сказал он, снимая наушники.
– Что такое? – в один голос спросили Серега и Арсений Николаевич.
– Да нет, не пугайтесь. Все живы здоровы, просто путь на Курск завален деревьями на сотню верст. Говорит, лет сорок тому назад местные князья засеку делали от Киева и Смоленска. Короче, машины не пройдут.
– Растащить никак?
– Не знаю, смотреть нужно. Андрей передал, что без бульдозеров точно не пройти. Но сколько времени на это уйдет?
– А сжечь? – спросил Афанасьев. – Там деревни какие-нибудь по пути есть? Если нету, так сжечь все это на хрен.
– Тоже не знаю. Смотреть надо.
– Ладно. – подытожил подполковник. – Передай, будем решать сразу, как вернемся, а пока нужно этот завал Гансу с Хайнцем показать. Пусть выберут древесину для своей мастерской, заодно может какой совет дадут.
– А когда вернемся? – спросил Геннадий.
– Если завтра об основном договоримся, то послезавтра разведка пойдет на юг, а мы покатимся на запад. До стоянки, где мы ночевали, а оттуда можно сразу эвакуироваться. Так что, думаю, через день дома будем. Вот в таком плане и передавай.
Неизвестно где, 29 ноября силурийского периода палеозойской эры
Рано утром Ганс Реслер перешел вместе с курьером в Силур. Его компаньон по мастерской Хайнц Хаген решил не ходить, с сырьем мог и напарник разобраться, а в Торжке возводились дополнительные цеха – фабрика расширялась. По переданным из 21 века проспектам немцы заказали оборудование для изготовления фанеры и плит ДСП и, ожидая станки, спешно строили для них помещения.
Андрей Волков со своими бойцами еще с вечера вернулся на базу – какой смысл ночевать в зимнем лесу, если дальше все равно хода нет. Димон, открывший портал сразу после получения радиограммы, и чуть позже подошедший Шибалин, осмотрели засеку и согласились с мнением старшего лейтенанта.
И вот Ганс принялся осматривать деревья, сваленные несколько десятков лет тому назад. Проверяли разные участки засеки. Зацепив трактором, вытащили в силур пяток кряжистых дубов, спилив или обрубив порталом не пролезающие в «окно» ветви, десяток вполне прилично выглядевших сосен, пару раскидистых лип.
Ганс поковырял распилы одного дерева, другого, третьего и покачал головой: мол, совсем-совсем не «гуд». Деревья неравномерно сохли, потом вновь мокли под дождями, растрескивались. В трещины натекала осенняя вода, а последующий мороз раскалывал древесину дальше. В лежащих на земле участках мертвых деревьев проникла плесень и грибы, а под корой завелись жучки короеды. Короче, отходов от такого сырья будет во много раз больше, чем от нормальной древесины.
– Значит – жечь! Лады. Приедет Афанасьев, еще раз своим глазом глянет – и запалим.