Стрелы Перуна
Шрифт:
— Ну и как бы ты поступил на моем месте?
— Надобно двинуть всю ратную силу русскую на Белую Вежу и взять твердь сию на копье. Потом по Дону-реке спуститься в лодиях до Сурожского моря [87] и взять приступом Тмутаракань и Корчев [88] .
— Ого! А печенеги?
— Печенеги тогда за тобой пойдут, им деваться некуда. Мы для них страшнее козар. Ударь ты, князь, по этим трем городам, и сразу вся Козария пошатнется, ибо ты отрежешь ей путь к базарам богатой Романии. Хакан-бек, ханы и купцы козарские никогда не смирятся с убытком и двинут на выручку
87
Сурожское море (др.-рус.) — Азовское море.
88
Тмутаракань и Корчев (др.-рус.) — Тамань и Керчь.
— Да ты воевода хоть куда! — изумился Святослав. — А ведь и яз так промыслил. Или почти што так. Да только Асмуд, Претич, Добрыня и боляре киевские меня отговаривают, особливо Свенельд старается.
— Зря отговаривают. Риск есть, конечно. Но он наименьший.
— Ну, а далее как бы ты дело повел, ума палата? — Святослав смешливо прищурился.
— А вот как! — Летко задорно вскинул голову. — Ежели дело с умом вершить, то хакан-бек может все войско свое потерять в битве на Дону или у Сурожского моря. Вот тогда, будущим летом, и надобно пойти с дружинами по тому пути, на который нынче тебя толкают воеводы и боляре твои...
— Дак врагов на сем пути не убавится: булгары, буртасы, берендеи, саксины?
— Надобно мыслить, все ж убавится: ежели не врагов, так сила их! Во-первых, хакан-бек не успеет собрать новых воев для битвы, ежели ты этим летом разобьешь его. Значит, и булгары, и саксины и протчие с осторожкой встретят тебя. Да мыслится мне, примирятся они с тобой, ежели сам хакан бит будет: им ведь тож не сладко под тяжкой десницей козарской живется, ибо дань великую погодно платят они Итиль-граду. И печенеги без страха ринутся в глубь Козарии, когда за спиной у них тверди русские стоять будут по Дону-реке.
— Мудро мыслишь, Летко Волчий Хвост. Быть тебе когда-нито большим воеводой. А сейчас... — Князь сразу стал серьезным. — Все, што ты сказал тут, и яз почти так же измыслил. Но... почти! А посему яз дам тебе малую дружину в тысячу сторонников [89] .
— Как мне?! — опешил Летко. — Я же сотский всего!
— Отныне ты воевода-тысяцкий! Как в Киев-град придем, пожалую по чести при всех болярах. Пожалую за добрые дела, кои свершил ты во славу Святой Руси в Итиль-граде, за то, что мыслишь остро, как подобает доброму воеводе!
89
Сторонники (др.-рус.) — народное ополчение, добровольцы, вольнонаемная дружина из свободных смердов.
— Благодарствую за честь, князь! — Летко вскочил и встал на одно колено.
— Встань! Слушай. Ежели нам хакан-бек мира не даст, тогда с тысячей хорошо оружных ратников пойдешь к вятичам. Они примут тебя и подмогнут воями. С ними, опять же в лодиях, поплывешь к булгарам и встанешь на виду их стольна града. Скажешь Талибу-царю: ежели грозы на земле своей не хочет, то пусть на мир с Русью идет и гонцов с тем шлет ко мне!
— А ежели он отвергнет слово твое?
— Тогда пожги, што сможешь, на земле булгарской и возвращайся к вятичам. Жди меня там. Другим летом я со своим войском туда приду...
Дверь широко распахнулась. На пороге стоял Остромир.
— Чего тебе? — резко спросил Святослав.
— Гонец от козарского князя
— Пускай подождет, не велика птица!
— Не хочет ждать. Волосы на себе рвет. Сказывает, уж девять ден как прискакал, а тебя сыскать не может. В Киев-граде ждал. Теперь сюда перебрался...
— Как в Киев-граде?! Што, путь через Непру-реку чист?
— Не совсем. Лед еще на реке. Да гонца того за пять серебряных монет рыбарь Лабун примчал на челноке. Сказывает лодочник, разов шесть чуть было не потопли.
— Ай да козарин! Ай да удалец! — Князь хлопнул себя ладонью по коленке. — А ведь степняки и теплой речки страшатся. А этот? Сотней золотых одарю, ей-богу! Ежели даже с плохой вестью пожаловал гонец, все одно одарю! Веди его сюда! Зови, раз уж он такой лихой богатырь!
Глава шестая
Дар кагана великого — вещий дар!
Неподалеку от жилища кагана-беки Асмида стоял богатый шатер Санджар-хана: честь великая для эльтебера, ибо он входил в число самых доверенных беков, окружавших золотой трон военного предводителя хазар.
Сегодня на подворье эльтебера той в честь дня рождения сына. Очередного наследника хану подарила самая любимая из четырех жен — Адине. И она, дочь Джурус-эльтебера, действительно была «украшением женщин», как говорит само ее имя.
И еще одна причина была для великого пира: сын, которого нарекли именем Зафар, что означает «победа», родился в первый день месяца шавваль [90] . И день этот совпал с праздником ураза-байрам [91] , а праздник этот бурно отмечался всеми мусульманами целых три дня.
90
Шавваль — десятый месяц мусульманского лунного календаря.
91
Ураза-баирам — мусульманский религиозный праздник окончания великого поста (уразы).
В первый день Санджар-эльтебер по обычаю пригласил на той только родственников, которых набралось у него в Итиль-келе не менее сотни человек.
На следующий день подворье счастливого отца посетили ханы и купцы — друзья, соратники в делах мирных и ратных.
На третий день степному властителю оказали великую честь все три кагана Хазарии: каган-беки, чаушиар-каган и кендар-каган.
Каган-беки Асмид подарил новорожденному полный доспех и оружие ал-арсия.
— Мы волей своей, — изрек военный предводитель хазар, — объявляем твоего сына Зафара белым воином моего тумена. Отныне все должны знать это! И еще все должны знать, что Зафар-эльтебер с сегодняшнего дня облачен званием юз-беки [92] в моей личной охране!
92
Юз-беки (тюрк.) — командир отряда в сто всадников.
— Велик и щедр могучий каган Асмид! — восторженно кричали гости — тумен-тарханы Хазарии.
— Я твоя тень, о Грозящий! — Санджар-эльтебер склонился, впервые приложив к титулу кагана почетную приставку, которая пришлась Асмиду весьма по душе.
Кендар-каган поднес Зафару боевой рог, усыпанный редчайшими самоцветами.
— Пусть от грозного рева его кровь застывает в жилах врагов Хазарии, — звучно проговорил верховный судья. — Имя твое: Зафар! Этот рог всегда будет утверждать победу, и она прославит твое имя на века, Зафар-эльтебер-юз-беки!