Стрелы Времени

Иган Грег

Механизм не позволял полностью извлечь болты из резьбовых соединений – это ограничение было введено намеренно, – но достаточно только выкрутить все восемь до упора, и фиксирующие пластины капсулы высвободились из своих разъемов в корпусе корабля.

Агата заняла позицию на противоположной от Азелио стороне капсулы; симметрия была необходима для плавного извлечения аппарата, но из-за этого они не видели друг друга.

– Двигай ее как можно осторожнее, – распорядился Азелио. – Самое главное – не передать этой штуке больший импульс, чем мы сможем контролировать. –

Придав своим ступням форму кистей и ухватившись за кольца на корпусе корабля, они медленно приподняли капсулу над ее неглубоким ложем.

Когда она оказалась примерно на поступь выше корпуса корабля, Азелио подал сигнал к остановке. Какое-то мгновение они продолжали стоять, поддерживая капсулу руками, как будто сомневались, что она останется на месте, если ее отпустить. Но их опасения оказались напрасными.

– Я ее отбуксирую, а ты следи за кабелем, – сказал Азелио.

– Хорошо. – Присев на корпус корабля, Агата направила свой когерер на катушку. Кабель не только соединял капсулы с общим центром вращения, но и служил переносчиком воздуха для охлаждения растения, а обратно на корабль передавал данные и видео.

Азелио переместился на противоположную сторону капсулы; видеть его Агата не могла, поэтому для нее он описывал свои действия голосом.

– Сейчас я прикрепляю буксировочный трос, – сказал он. – Прикрепил, – добавил он после паузы. – Но тебе придется немного потерпеть – это займет какое-то время.

Спустя мах, в течение которого ничего так и не произошло, Агата спросила: «Ты включил реактивный ранец?»

– Да.

– По-моему, ты стоишь на месте. – Слабой тяги было недостаточно, чтобы преодолеть трение кабеля, заставлявшее его витки слипаться друг с другом; разматывать его следовало как можно медленнее, но ниже определенной скорости опускаться было нельзя.

– Досадно, – прожужжал Азелио. – Ладно, попробую увеличить тягу.

Катушка начала вращаться. Агата смотрела, как плавно разматывается кабель и постепенно тает внешний слой катушки. Бригада Верано со всей тщательностью подошла к намотке каждой пяди, и видя ровные слои кабеля, Агата понимала, что не ожидает от механизма каких-то скрытых неполадок, но все равно продолжала концентрировать все внимание на происходящем, не желая отпускать свой разум в свободное плавание.

Когда кабель был размотан до конца, и стал виден сердечник катушки, Агата сообщила об этом Азелио и принялась вести обратный отсчет остающихся витков. За полвитка до полного растяжения он остановил капсулу. Чтобы довести дело до конца, было достаточно центробежной силы; при таком небольшом провисании кабеля капсула не будет испытывать опасной тряски.

Агата посмотрела вверх и дождалась, пока ее глаза снова не привыкнут к свету звезд. Длина кабеля, растянутого в пустоте, в четыре-пять раз превышала диаметр Геодезиста. Из-за каменного блока капсулы, висящей на его конце, Агате хотелось принять направление кабеля за вертикаль, но когда она стала настаивать на первоначальном восприятии верха и низа, используя в качестве ориентира корпус корабля, ее глазам открылась еще более странная картина, напоминающая фокусы с веревкой.

– Когда вы с Рамиро займетесь раскруткой троса, я хочу выйти наружу и посмотреть, – попросила она.

–

Если это зависит от меня, то без вопросов, – ответил Азелио. – И раз уж ты вертишь Тарквинией, как хочешь…

– Ха! Это было бы нечто. – Агата подозревала, что Тарквиния прослушивает их разговор; в целях безопасности трансиверы, встроенные в их шлемы, передавали данные, не прибегая к шифрованию.

– Я возвращаюсь.

– А буксировочный трос ты отвязал? – спросила она.

Азелио немного помолчал.

– Хорошая мысль.

– С меня причитается, – сказала Агата, когда они снова оказались рядом. – Когда я там оказалась, то начала терять рассудок.

– Ты мне ничего не должна, – заявил Азелио. – Ты была со мной, когда оборвалась связь; я этого не забыл.

– Не знаю, так ли уж сильно я помогла. – Для Азелио дети были смыслом всей жизни; в лучшем случае ей удалось лишь немного его отвлечь, но мысль о том, что следующего разговора с ними придется больше десяти лет, уже укоренилась в его сознании.

– Что мы будем делать, если Эсилио окажется непригодным для жизни? – спросил он. Они выключили свои когереры на время разговора, чтобы не слепить друг другу глаза, но Агата могла различить лицо Азелио при свете звезд. Если она вышла в космос, чтобы сбежать от своих собственных темных мыслей, то на него космическая панорама, по-видимому, произвела обратное впечатление. – Если мы вернемся ни с чем, это будет равносильно тому, как если бы Бесподобная вернулась на родную планету, так и не найдя способа сбежать от гремучих звезд.

Агата сердито зарокотала.

– Я в это вне верю. Война не так неизбежна, как удар гремучей звезды. К тому же… когда мы доберемся до Эсилио, что найдем, то и найдем. Никто не ждет от тебя чуда.

– Это так.

– Нам лучше заняться второй капсулой, пока Рамиро не проснулся и не узнал, что я лишила его половины удовольствия, – добавила она.

Вернувшись к письменному столу, Агата изучила свои записи. Если говорить по правде, то за полтора года она практически не сдвинулась с мертвой точки. Теперь моменты счастья под звездами остались позади; празднование ее Дня Прародителей подошло к концу. И уже ничто на календаре не нарушит монотонного течения дней, пока они снова не запустят двигатели.

Она могла впустую потратить половину путешествия в томительном ожидании посадки, а потом еще половину точно так же дожидаться возвращения на Бесподобную. Вся ее жизнь, эта зацикленность на важных поворотных моментах – от запуска Бесподобной до воссоединения с прародителями – наделила ее своеобразным пониманием собственной цели, но в то же самое время подточила ее силы и внимание. Попытка мысленно прокрутить все события в миниатюре лишь обостряла проблему. Было бы правильным, в первую очередь, посвятить себя миссии Геодезиста, почтить память Медоро, проверить теорию Лилы и сыграть роль в миротворческом плане Рамиро. Но чтобы добиться хоть какого-то успеха в своей работе, она должна была перестать мыслить, как пассажир – просто цепляться за жизнь в надежде, что чей-то план полета приведет ее к достойному финалу.