Стрелы Времени
Шрифт:
Сразу восстанавливать полную герметичность камеры было необязательно; ему требовалось лишь остановить потерю солярита. Перебравшись в каюту Агаты, он схватил с ее постели брезент, завернул к шкафу с инструментами и взял оттуда банку герметика.
Если бы он вошел в камеру газификации через люк, то попытавшись пробиться сквозь солярит просто бы вытолкнул наружу еще больше горючего. Вернувшись в колодец, он осторожно ощупал край выбоины кончиком пальца. Поврежденный камень все еще был теплым от удара – скорее всего, о микроскопическую гремучую звезду – но пролезть через эту дыру было все-таки можно, благодаря выходившему наружу воздуху, который уносил с собой заметную часть тепла. Оказавшись
– Я добралась! – возбужденно воскликнула Агата. – Она в сознании, Рамиро. Сейчас она надевает охладительный мешок.
Рамиро зарокотал от облегчения; смутившись, он отключил исходящий канал связи, пока не вернул самообладание.
– Смотрите в оба на обратном пути, – выдавил он.
– Не волнуйся, мы будем осторожны, – ответила Агата.
Пока Рамиро пробирался к камере, от его реактивного ранца и лицевого забрала отскакивали частички солярита; ему приходилось усилием воли останавливать инстинктивное движение своей руки, пытавшейся отогнать их, как насекомых, поскольку это бы только добавило рою энергии. Он достал из сумки на поясе склянку со смолой и, смазав ближайшую часть внутренней стены, вытащил зажатый под ремнем брезент и одним краем зафиксировал его на стене. В камере не было ни веревок, ни упоров для рук, которые он мог бы использовать в качестве опоры, но для того, чтобы оказать давление на место склейки, ему было достаточно обхватить рукой обнаженный край стены и, прижав брезентовое полотно к смоле, дождаться, пока та схватится.
Он оттолкнулся от стены, чтобы добраться до дальней стороны камеры; от удара его тряхнуло, но Рамиро сумел ухватиться за край выбоины, избежав рикошета. Брезентовое полотно превосходило дыру по ширине, и как только он закрепил ее с обеих сторон, крупинки солярита уже не могли пробиться в узкие щели по краям заплаты.
Рамиро сделал паузу, чтобы оценить запасы горючего. Резервный солярит хранился на складе позади камеры охлаждения; потери, судя по всему, составляли около одной двенадцатой от общей массы. Если Тарквинии больше не угрожала опасность, то теперь нужно было первым делом узнать о самочувствии Азелио. Ремонт корпуса и герметизация всего корабля – дело небыстрое, но в качестве временной меры можно было опечатать двери, ведущие в поврежденные каюты, и сосредоточиться на системе охлаждения, пока запасов воздуха в баллонах хватало, чтобы защитить экипаж Геодезиста от опасности перегрева.
Ему удалось выбраться из камеры через люк, упустив в туннель лишь горстку соляритовых крупинок. Вернувшись в свою каюту, он осмотрел раны Азелио, прорезав в охладительном мешке дыры, чтобы костюм не пришлось снимать целиком. Плоть, окружавшую раневые каналы, пронизывало желтое свечение, но по виду оно напоминало не вышедшую из-под контроля реакцию, а обычную передачу сигналов внутри тела – к тому же кожа вокруг ран на ощупь была не горяча. Осколки камня пробили Азелио насквозь, но его пищеварительный тракт, насколько мог судить Рамиро, избежал повреждений. Если череп и живот остались в целости и сохранности, шансы на выживание были довольно велики.
– Мы почти на месте, – сообщила Агата. – О, ты уже перекрыл камеру!
– Да. – Рамиро даже и подумать не мог, что перед лицом подобной катастрофы Агата проявит такую непреклонность. Если бы гремучая звезда всего на одну поступь углубилась в корпус корабля, их миссия была бы окончена. Возможно, Агата находила удовольствие в чувстве солидарности с предками и воображала себя членом самого дальнего подразделения
Две женщины вместе вернулись на корабль, воспользовавшись той же самой пробоиной, через которую они по отдельности попали в открытый космос. Рамиро ждал их и передал Тарквинии ее шлем.
– С возвращением, – сказал он. Если это испытание и потрясло ее, то виду она не подавала.
– Как там Азелио? – спросила она.
– Он получил пять ранений, но на мой взгляд все они чистые.
– Дай-как я посмотрю.
Азелио продолжал неподвижно лежать под брезентом в каюте Рамиро, но уже перед входом они увидели, что свет от раны в его бедре проникает сквозь ткань.
– Несколько махов назад такого не было, – заявил Рамиро. Это указывало на быстро разложение тканей.
– Дайте мне аптечку, – сказала Тарквиния.
Агата вышла, чтобы ее принести.
– В тебя не попали фрагменты корпуса? – спросил у Тарквинии Рамиро.
– Мне повезло. – Тарквиния мрачно прожужжала. – Я оказалась в пустоте прежде, чем успела проснуться. Теперь я буду спать прямо в охладительном мешке.
Агата вошла в каюту, держа в руках ящик с медицинскими препаратами и инструментами. Тарквиния перебралась ближе к постели; Рамиро последовал за ней, снимая реактивный ранец, чтобы дать себе большую свободу движений.
Агата осталась у двери. – Ты переживал ранения и посерьезнее, да, Рамиро?
– Безусловно. Он обязательно поправится.
Рамиро помог Тарквинии стащить брезент; ремни они оставили на месте, чтобы зафиксировать Азелио.
– А что, свет в каюте нельзя включить? – раздраженно спросила Тарквиния.
– Можно. – Рамиро полагался на свой шлем и дежурный свет корабля; сейчас, когда система охлаждения вышла из строя, им не стоило без нужды пользоваться фотоникой Геодезиста, но хирургическая операция требовала хорошего освещения, и это едва ли можно было назвать простой прихотью. Когда Агата включила основное освещение, Рамиро ощутил неприятный разрыв между знакомой обстановкой каюты – целой и невредимой, без единого изъяна, будто ничего и не случилось – и состоянием, в котором оказался его гость.
Тарквиния нашла длинный острый скальпель и присыпала его вяжущим средством.
– Можешь перейти на другую сторону и зафиксировать его? – попросила она Рамиро. – Если он дернется, ремни его не остановят, и даже если он не очнется, то может шевельнуться чисто инстинктивно.
– Хочешь, я подержу его ногу? – спросила Агата.
– Хорошая мысль, – ответила Тарквиния.
Агата включилась в работу. Втроем они неуклюже расположились над постелью, воспользовавшись в качестве опоры разными частями одной и той же веревки. Рамиро мельком опустил глаза на тоннель, пронизывающий плоть Азелио; светящийся разряд просачивался в отверстие, проделанное осколком камня.
– Все держатся? – спросила Тарквиния. – Я приступаю.
Она погрузила скальпель в бедро Азелио, отступив на мизер от поверхности раны, и стала вырезать еще один цилиндр. Туловище Азелио содрогнулось под рукой Рамиро и вслед за этим он открыл глаза и завопил от боли. Даже без воздуха, служившего проводником звука, вопль, передающийся через живую плоть, заставлял сопереживать его страданиям.
Рамиро сильнее надавил на веревку, еще плотнее придавив беднягу к его постели.
– Еще немного, – написал он на своем предплечье в надежде, что Азелио сумеет прочитать рельеф его кожи сквозь разделявшую их ткань. – Будь сильным, скоро все закончится, – Он сосредоточил взгляд на глазах Азелио, пытаясь хоть как-то донести до него обнадеживающую мысль, что его мучители не действуют бездумно.