Стрелы ярости
Шрифт:
– На половине пути мы провели учебную атаку, которая, как и ожидалось, закончилась для вас плачевно. Вы подверглись нападению центурии закаленных в сражениях бойцов и были разбиты в пух и прах. Прискорбно. У некоторых из вас остались синяки и ссадины, и у всей центурии стоптаны ноги. Идет дождь, вы замерзли, промокли и желаете мне и моим собратьям-офицерам провалиться на этом месте. Если бы вы могли посмотреть на себя моими глазами, вы бы увидели несчастных людей: кто злится, кто просто горюет о своей участи. И должен вам сказать, что будет только хуже. Сегодня мы идем на войну.
Марк
– Опцион, пусть шевелятся. Затолкни в них завтрак и проследи, чтобы сразу после этого они готовы были двинуться в путь.
Центурия начала взбираться вверх по крутому склону. Марк поравнялся с Кадиром, шедшим в последней шеренге.
– Привет, опцион.
Его помощник чуть кивнул.
– И тебе привет, центурион.
– Как самочувствие людей?
– Ты хочешь говорить начистоту?
– Иначе нет смысла.
– Если начистоту, то они устали, у них стоптаны ноги и они мечтают оказаться где-нибудь подальше от этого ада на земле.
Марк кивнул, вспоминая вчерашний совет Руфия.
– Так я и думал. Чтобы стало легче, они должны пройти через много мучений. Но у меня только два варианта, опцион: заставить их вытерпеть весь этот ад или позволить им поддаваться слабости и унынию. Так что на самом деле выбора нет. Они должны осознать извечную участь пехотинца.
– А именно?
– Что есть кое-что похуже, чем топать по дороге, когда у тебя болят ноги, когда льет дождь и надо пройти еще двадцать миль, прежде чем можно будет разбить лагерь и остановиться на ночлег. Они должны понять, что лучше идти из последних сил, чем остановиться раньше времени и навлечь на себя гораздо худшие беды.
Кадир некоторое время шел в молчании, а потом спросил:
– А известно ли тебе, что, делая из них пехотинцев, ты теряешь лучников? Мы не практиковались в стрельбе вчера, и сегодня переход займет весь день.
Марк помедлил с ответом.
– Если честно, Кадир, я бы учил их тому, чего им не хватает, и считал бы потерю навыков в стрельбе приемлемой ценой.
– Приемлемой для тебя. А для них?
– Я бы сказал, что для них это будет убийственно…
– И это правда.
Марк снова замолчал, осмысливая услышанное.
– Кадир, мои собратья офицеры полагают, что мы должны довести людей до предела, чтобы они собрались с последними силами, иначе они не смогут вовремя подготовиться к тому, что ожидает их на севере. Если все случится именно так, то лучше нам с тобой перерезать им горло прямо сейчас, чтобы не затруднять варваров. Я намерен подготовить людей к маршу на север, на территорию врага, и у нас с тобой должен быть одинаковый подход к их обучению.
Кадир смотрел в сторону. Капли дождя стекали по его шлему.
– Я не хочу опускаться до подобных низостей. Грубое обращение унижает людей. Они не ожидали того, с чем им пришлось столкнуться, и оказались неподготовленными. И тем не менее…
Марк задержал дыхание, пока хамианец молчал, подыскивая слова.
– …тем не менее я понимаю, что нам не выбраться из этого ужасного
Марк с облегчением вздохнул.
– Кадир…
– Я прошу тебя выполнить одно условие. Иначе для этих людей все потеряно, независимо от того, станут ли они такими солдатами, какими ты хочешь их видеть, или нет. Я настаиваю на том, чтобы каждый день ты выделял время, чтобы они могли практиковаться в стрельбе из лука.
Молодой центурион кивнул.
– Я как раз хотел об этом поговорить.
Когорта снова собралась на плацу после завтрака. Все палатки, походные котлы и запасы провизии были уложены на подводы, которые обычно на марше ехали посередине колонны. Когда Восьмая центурия спускалась с холма к плацу, Морбана не было на его обычном месте во главе колонны. Теперь в первой шеренге шагал Антенох, а знаменосец вместе со своим внуком Лупом стоял у ворот крепости, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
– Куда подевалась эта старая кошелка? До ухода когорты осталось всего несколько минут, а я не могу оставить тебя здесь одного. Наверно, дурак-мальчишка не отнес ей записку…
Тут они увидали молодую женщину, бежавшую вверх по склону мимо спускавшихся центурий. Увидев знаменосца, она кинулась к нему и, задыхаясь, начала ему что-то рассказывать. Выслушав ее известия, Морбан оставил плачущего внука с ней и поспешно кинулся вниз, туда, где стоял Марк.
– Центурион, бабка мальчика…
Марк приказал знаменосцу занять свое место во главе центурии и быстро подошел к возвышению, где стоял Фронтиний.
– Прошу прощения, примипил. У нас возникло затруднение. Внук Морбана должен был остаться со своей бабушкой в одной из местных деревень, но нам только что сообщили, что сегодня ночью она умерла. Мальчишку больше не с кем оставить, а сын солдата…
Он не договорил. Оба понимали, что, оставшись один, без родственников, мальчик станет легкой добычей для местных жителей. Никто из них не осмелился бы в их отсутствие напасть на крепость, поскольку за этим последовали бы неизбежные карательные акции, но убийство или надругательство над солдатским ребенком – совсем другое дело. Фронтиний раздумывал недолго.
– Возьмем его с собой в Шумную лощину. Там найдем кого-нибудь, кто присмотрит за ним до нашего возвращения.
Морбан с облегчением кивнул и указал на повозку, где было сложено все имущество центурии.
– Забирайся на телегу, малыш, сиди тихо и ничего не трогай. Спасибо, центурион. Я не мог оставить бедняжку здесь одного.
Марк рассеянно кивнул. Его мысли были далеко. Передовые центурии уже поднимались на гору, отделявшую крепость от военной дороги, тянувшейся вдоль Вала.
– Он поедет с нами до Шумной лощины, но не дальше. Не хватало еще, чтобы он путался под ногами во время полноценного сражения. И пока он тут, за его поведение отвечаешь ты. А это значит, никаких азартных игр и никаких хождений по шлюхам. Хотя, думаю, тут тебе все равно ничего не светит, ты будешь последним в очереди из нескольких тысяч легионеров.