Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
Конечно, Омар Салем мог узнать и из других источников, что говорят об этом в еврейской общине, однако привык собирать информацию отовсюду. Он целиком и полностью разделял требования шарифа Хусейна, и при этом считал, что для того, чтобы одолеть противника, необходимо знать все его побуждения. Юсуф прекрасно понимал, что Омар раскинул обширную сеть информаторов, которая накрыла не только всю Палестину, но и Трансиорданию, Сирию и даже Ирак. К своей коллекции сведений он допускал лишь самых преданных муфтию людей, в чьей верности ни минуты не сомневался; это были люди, стремящиеся к одной с ним цели: изгнать британцев
На этот раз уже Мухаммед отправился в Сад Надежды на поиски Луи. Он не решился обратиться прямо к Самуэлю, но отважился поговорить с Луи. Он знал, что у палестинских евреев неоднократно возникали разногласия с их зарубежными лидерами, а потому надеялся услышать от Луи, что палестинские евреи не позволят решать свою судьбу и судьбу Палестины каким-то чиновникам Еврейского агентства, сидящим где-нибудь в Лондоне или Цюрихе. В конце концов, Бен Гурион был с этим не согласен, а Луи по-прежнему оставался верным последователем этого человека — пусть несколько грубоватого и угрюмого, но при этом любимого и уважаемого всеми евреями, что прибывали в Палестину из границ более не существующей Российской империи.
Луи, казалось, нисколько не удивился, увидев его здесь в столь поздний час. Они устроились под пологом виноградной лозы и закурили египетские сигары, любимые обоими.
— Что вы думаете о докладе Пила? — напрямую спросил Мухаммед.
Луи долго молчал, важно попыхивая сигарой; казалось, он подбирал слова для ответа. В конце концов, он пожал плечами.
— Прямо скажем, негусто: всего двадцать процентов земли и море головной боли. Вот представь: согласно этому плану, все евреи, живущие сейчас в той зоне, которая должна стать вашей, обязаны будут перебраться на наши двадцать процентов, а араба, живущим в нашей зоне, придется оставить дома, чтобы поселиться на своей земле, пусть даже ее и более семидесяти процентов. Не думаю, что это многим понравится. Что же касается Иерусалима, то скажи начистоту: готов ли ты отдать его британцам?
— В таком случае, что вы намерены делать? — допытывался Мухаммед.
— А вы? — спросил в свою очередь Луи. — Что вы намерены делать? Что говорят по этому поводу Омар Салем и ваши друзья?
— Думаю, ты знаешь ответ.
— Конечно, знаю. Не сомневаюсь, вы посчитали, что Пил в своем докладе оскорбил вас, так что вы решительно настроены против него, но все же... — тут Луи замолчал; взгляд его какое-то время задумчиво блуждал вокруг.
— Ты хочешь, чтобы англичане рвали на куски нашу землю, да еще и указывали, где нам можно жить, а где нельзя? Считаешь, мы можем на это согласиться? — в голосе Мухаммеда отчетливо прозвучал гнев, смешанный с глубокой усталостью.
— Палестина находится под британским Мандатом, нравится нам это или нет; из этого следует, что условия диктуют именно они. Граф Пил принял почти что соломоново решение; помнишь, в Библии сказано: дайте половину одной и половину — другой. К тому же вы получили не половину, а намного больше. Сам посуди, Мухаммед: две тысячи лет назад римляне лишили нас родины, сделали евреев париями. Париями мы и оставались — до последнего времени. Главная цель сионистского движения — помочь евреям обрести место, где они могли бы жить. Таким местом может быть лишь Палестина — земля наших предков. Быть может, эти двадцать
— А что об этом думает Бен Гурион?
— О, Бен Гурион! Великий мечтатель и великий практик...
Мухаммед не видел смысла расспрашивать дальше: он уже и так знал ответ. Евреям тоже не нравилась идея раздела, но, в конечном итоге, они готовы были согласиться на этот вариант. Когда он рассказал о своем разговоре с Луи Юсуфу и Омару Салему. Омар стал настаивать, чтобы Мухаммед поговорил еще и с Самуэлем.
— Ты, помнится, говорил, что Самуэль знаком с графом Пилом, что он оказывает помощь Еврейскому агентству и имеет в британском правительстве крепкие связи; однако не лишним было бы знать, что он сам обовсем этом думает.
Юсуф понимал, что Мухаммеду не слишком удобно обращаться к Самуэлю. Ему, как и самому Юсуфу, были совсем не по душе те перемены, которые оба они наблюдали в душе своего старого друга. Казалось, в нем не осталось ничего от того прежнего Самуэля, что ухаживал за оливковыми деревьями, собирал фрукты, помогал Касе подвязывать помидоры и проводил нескончаемые часы в лаборатории в компании старого Натаниэля. Мухаммед еще помнил, как когда-то давно спросил у него: как это он, законный владелец Сада Надежды, позволяет всем остальным там распоряжаться.
Самуэль тогда лишь рассмеялся в ответ.
— Я вовсе не владелец Сада Надежды. Сад Надежды принадлежит всем, кто в нем живет. Ты же сам понимаешь: есть вещи, в которых Кася разбирается намного лучше меня, а в чем-то гораздо больше понимают Яков или Ариэль. Что уж говорить о Натаниэле, от которого я каждый день узнаю что-то новое: ведь я — всего лишь химик, а он в совершенстве изучил свойства лечебных трав и может творить настоящие чудеса.
Теперь Мухаммед задавался вопросом, много ли осталось от того, прежнего Самуэля в этом блестящем элегантном джентльмене, появившемся под руку с графиней, чья красота сражала наповал каждого, кто ее видел.
Дина не скрывала своей неприязни к Кате; и даже благоразумная Сальма, жена Мухаммеда, тоже решилась выказать свое недовольство в присутствии этой аристократки, смотревшей на них с превосходством — во всяком случае, Сальме с Диной так показалось. Однако Мухаммед не разделял их предубеждения и понимал, что Самуэль действительно любит Катю, и это чувство намного сильнее, чем та спокойная, хоть и искренняя привязанность, которую он питал к Мириам.
Именно это он и сказал Юсуфу по дороге в отель «Царь Давид», где их ждал Самуэль.
Когда они прибыли, Самуэль в нетерпеливом ожидании расхаживал по открытой террасе с видом на Старый город. В этот вечерний час солнце уже клонилось к закату и приобрело кирпично-красный оттенок древнего обожженного камня. Едва завидев гостей, Самуэль со всех ног бросился к ним.
— Как же ваш муфтий со своими людьми может лобызать руки германскому консулу! — заявил он вместо приветствия.
Мухаммед озадаченно взглянул на Юсуфа. Он не мог взять в толк, что хочет сказать Самуэль, но был уверен, что его зять понимает, о чем идет речь.