Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
— Я не уверен, что он действительно любит Сару, причем, вовсе не потому, что считаю, будто Сара недостойна любви.
— Не стоит беспокоиться за Изекииля, он знает, что делает, — ответил Вади. — Кроме того, никому не под силу отговорить его от женитьбы на Саре.
— Она так страдала... Ты знаешь, Вади, я до сих пор удивляюсь, как она вообще выжила в лагере... Если бы ты видел этот кошмар... Когда я впервые побывал в одном из этих лагерей и увидел тамошних заключенных, я решил, что это легион привидений, — голос Бена дрогнул
— Но здесь, в Саду Надежды, Сара понемногу приходит в себя. Когда я увидел ее впервые, то пришел в ужас: она показалась мне сломанной куклой; а теперь она даже смеется, пытается шутить, и видно, что ее радуют самые обычные вещи. Но глаза у нее по-прежнему пустые, и я часто вижу гримасу боли у нее на губах.
— Эти мерзавцы сделали ее проституткой. Мучили ее детей, а потом убили их... Такое ни для кого не проходит бесследно.
— Вопрос в том, чтобы научиться как-то с этим жить, — ответил Вади.
В середине февраля 1947 года Иерусалим потрясла совершенно неожиданная новость. Эрнст Бевин, министр иностранных дел Великобритании, сделал новый шаг, повергший многих в уныние: обратился в Организацию Объединенных Наций с просьбой заняться решением палестинского вопроса.
Мухаммед вместе с Вади отправился в Сад Надежды, чтобы обсудить это с Луи, который как раз в это время оказался в Иерусалиме.
— Это результат провала переговоров. Мы просто идиоты. Нам нужно самим договариваться, как и предлагают британцы, но раз мы отказываемся, Великобритания хочет скинуть со своих плеч эту проблему, — посетовал Мухаммед.
— Не только в этом дело. Думаю, британцы просто устали вести с нами эту изнурительную войну, — объяснил Луи. — Поскольку они утратили власть над Палестиной, все эти дрязги их больше не волнуют, ведь они здесь больше не хозяева. Так что теперь это ваша проблема.
— Я так понял, что британцы собираются умыть руки? — спросил Вади.
— Именно так, — подтвердил Луи.
— Но должны же быть и другие причины, — настаивал Мухаммед.
— Думаю, они считают, что перемирие между арабами и евреями в принципе невозможно, — вмешался Бен. — Предпочитают сбыть с рук горячую проблему.
— И теперь они учредят очередную комиссию, в которой будут состоять люди, ничего не знающие о Палестине, зато обожающие всем навязывать свои решения, — посетовал Мухаммед.
— Ты говоришь так, Мухаммед, будто это по нашей вине мы никак не можем договориться, — упрекнул его Луи. — А ведь мы по-прежнему стараемся идти вам навстречу.
— Не похоже, чтобы вы действительно к этому стремились — особенно если вспомнить, чем занимаются ваши люди, — с этими словами Мухаммед многозначительно посмотрел на Бена, давая понять, что полностью в курсе его тайной деятельности.
— А что, по-твоему, мы должны делать? Позволить людям умирать в лагерях беженцев? Не спорю, британские лагеря — совсем не то что нацистские. Там их никто не мучает, их кормят,
— Вы не сможете перетащить сюда из Европы всех евреев, — заметил Мухаммед.
— Все, кто захочет сюда приехать, все равно приедут, — в голосе Бена не звучало вызова; лишь констатация факта, что назад дороги нет.
Мухаммед не знал, что Вади и Рами однажды уже помогли Изекиилю и Бену перевезти группу еврейских беженцев, приплывших на одной из тех старых калош, что едва держались на плаву. Это был старый сухогруз, которому давным-давно уже следовало отправиться на покой — последняя надежда для многих людей.
Однажды вечером Бен пришел в дом Вади, чтобы одолжить у него машину. Он даже не стал скрывать, для чего она ему нужна.
— Сегодня на рассвете к берегу причалит судно, на нем около двадцати взрослых и несколько детей. У нас не хватит машин, чтобы перевезти всех. Мне придется одолжить у тебя машину; Изекииль ее поведет, а я поеду на своей.
Вади с готовностью согласился.
— Я поеду с вами. А лучше и Рами с собой возьмем. Кстати, он тоже может взять машину отца.
Разумеется, если бы об этих планах узнали Мухаммед или Юсуф, они устроили сыновьям выволочку. Однако молодые люди готовы были рискнуть ради той нерушимой дружбы, что их связывала.
Первым женился Изекииль. В конце мая состоялась церемония, где он и Сара сочетались браком. Мириам выглядела не слишком довольной этим браком. Не то чтобы ей не нравилась Сара, просто ее огорчало, что этот брак не даст ей внуков.
Сальма рассказала Мухаммеду, как Марина подбадривала Мириам и говорила, что Изекиль и Сара могут усыновить кого-нибудь из тех сирот, чьи родители погибли в лагерях.
— Я не уверена, что Саре понравится идея Марины, — высказала Сальма свое мнение. — Я сама не раз замечала, как Сара отворачивается, стоит ей увидеть какого-нибудь ребенка.
Мухаммед и Вади молча слушали Сальму. Они знали, как она переживает за Сару, к которой искренне привязалась.
Несмотря на растущее с каждым днем напряжение между арабами и евреями, свадьба Изекииля не обошлась без Зиядов.
Мириам накрывала свадебный ужин в садике Сада Надежды. Запах жасмина смешивался с ароматом бараньего жаркого, дразня обоняние гостей.
— Что с тобой происходит? — спросил Вади у Изекииля, пока тот накладывал на его тарелку куски баранины.
— Не знаю... — ответил тот. — Я должен быть на седьмом небе от счастья, но почему-то совсем не чувствую себя счастливым.