Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
— Ты боишься. Я тебя понимаю. Тебе предстоит сделать шаг в неведомое, тем более, что Сара... короче говоря, Сара очень пострадала.
— Вот только смогу ли я сделать ее счастливой?
— Как ты можешь так говорить? Разумеется, да!
— Я и сам не могу понять, почему она вдруг согласилась выйти за меня замуж.
— Ну, я мог бы назвать тебе достаточно причин, но первая из них та, что она любит тебя, и, по-моему, этого более чем достаточно.
— Ты действительно веришь, что она меня любит? — задумчиво спросил Изекииль.
— Если Сара и способна кого-то полюбить, так это тебя, —
К ним подошел Бен с бокалом вина в руке. Вскоре к ним присоединился и Рами. Мухаммед задумчиво наблюдал за ними издали, но облегченно вздохнул, видя, как они беззаботно смеются, словно вновь стали детьми.
Вади думал об Анисе. Как бы ему хотелось видеть ее здесь! Но он так и не решился пригласить ее на свадьбу друга, поскольку не был уверен, что она согласится прийти.
Аниса не была похожа на тех девушек, которых он знал. Она была очень серьезной, но при этом веселой и дружелюбной, всегда готовой помочь другим. Но прежде всего, очень рассудительной. Она не делала ничего, не подумав перед этим дважды. Вади огорчало, что она до сих пор не решилась принять его предложение руки и сердца. Когда они были вместе, он не сомневался, что скоро она согласится, но стоило им расстаться, как его тут же одолевали сомнения, что она когда-нибудь скажет ему «да».
Рами вывел его из раздумий, хлопнув по плечу.
— Скоро мы отпразднуем нашу свадьбу с Шайлой, а там и твою с Анисой.
— Она пока еще не сказала, что согласна выйти за меня замуж, — напомнил Вади.
— А ты ее больше об этом не спрашивал?
— Нет. Она сказала, что, когда примет решение, скажет мне сама.
— А ты все это время будешь сидеть и ждать?
— Ты не знаешь Анису. Она не любит, когда на нее пытаются давить.
— Так никто и не просит тебя давить. Просто ты должен ей напомнить, что не можешь ждать вечно, пока она что-то решит.
— О да, я готов ждать вечно, — горячо ответил Вади. — Я хочу жениться на ней, и буду ждать сколько нужно, пока она не примет решение.
— Мой отец в последнее время выглядит обеспокоенным, — понизив голос, произнес Рами, чтобы сменить тему.
— Мой тоже, — ответил Вади. — Он считает, что мы, арабы, совершаем ошибку, отказываясь принимать делегатов Организации Объединенных Наций. А еврейские лидеры согласились с ними встретиться и теперь смогут склонить чашу весов на свою сторону.
— Я знаю, — в голосе Рами прозвучало настоящее беспокойство. — Люди из Еврейского агентства зря времени не теряют; кроме того, решение британцев не пускать в гавани корабли с бывшими заключенными вызвало у делегатов волну сочувствия к несчастным евреям.
— Знаешь, братишка? — признался Вади. — Я порой просто теряюсь, не знаю, что делать. Мне очень жаль людей, переживших нацистский кошмар, и я понимаю, что им действительно нужно где-то жить. Но я также понимаю и то, что Еврейское агентство больше не желает довольствоваться местом в общем доме — единой арабской стране. Они теперь желают иметь собственное государство. Разумеется, они не заявляют об этом во всеуслышание, но все знают, что они мечтают именно об этом.
Слова Вади были лишь предположением, однако никто не сомневался, что он прав.
— Вот и я так же думаю, —
— Омар Салем, безусловно, достойный человек, но он упрям, как и многие наши лидеры. Он не желает понимать, что сейчас борьбу нужно вести другими методами. Мы должны объяснить людям из ООН, чего же мы, арабы, хотим.
— Наша семья обязана Омару Салему. Отец не устает мне об этом напоминать, ведь он многие годы был его правой рукой. А мне Омар Салем поручил заботу о своих плантациях. Но ты прав, он действительно упрям и видит мир таким, каким хочет видеть.
Кузены не переставали обсуждать политику, пока последние гости не покинули Сад Надежды.
В последующие месяцы Мухаммед полагал, что, несмотря на категорический отказ арабов отправить в ООН свою делегацию, их огорчали постоянные нападения на британцев, которые устраивали люди из Иргуна и Лехи. Это была тайная война — пусть не объявленная, но от того не менее кровавая и изнурительная.
Мухаммед заблуждался. Если что и огорчало делегатов, то это необходимость положить конец Британскому мандату в Палестине, хотя именно это они единогласно рекомендовали. Кроме того, делегаты из Уругвая, Чехословакии, Нидерландов, Канады, Перу, Гватемалы и Швеции предложили разделить Палестину, чтобы разрешить проблемы между арабами и евреями. Лишь делегаты из Ирана, Югославии и Индии предложили другое решение: федеративное государство.
Омар Салем устроил совещание у себя в доме. Он был до глубины души возмущен предложением делегатов ООН.
— Мы не можем этого допустить, — объявил он гостям, среди которых были Юсуф, Рами, Мухаммед, Вади и другие уважаемые люди Иерусалима.
— И как мы сможем это остановить? — спросил Рами.
— Твердо стоять на своем. Мы никогда не согласимся, чтобы Палестину разделили надвое и часть отдали евреям. Мы будем стоять насмерть, — в словах Омара Салема прозвучала яростная непримиримость.
— Разумеется, мы будем продолжать бороться и гибнуть в этой борьбе, но чего мы сможем этим добиться?
Вопрос Вади еще больше рассердил Омара Салема и его гостей.
— Как ты смеешь сомневаться в нашей победе! — воскликнул Омар, задыхаясь от гнева.
— Смею, потому что знаю — эта война заведомо проиграна, — ответил Вади. — Только полный дурак станет в нее ввязываться.
Мухаммед с гордостью посмотрел на сына. Вади был независимым молодым человеком, не привыкшим склоняться ни перед кем. Он всегда уважал чужое мнение, но при этом никогда не путал уважение с подобострастием.
Омар Салем нервно закашлялся, ошеломленный дерзостью Вади. Юсуф обеспокоенно взглянул на племянника. Вади постоянно обнаруживал ту же строптивость, какой обладала его собственная супруга, да и вообще он всегда считал, что Зияды слишком уж горды. Во всяком случае, его Айша была именно такой, и Рами унаследовал от нее эту черту: любой ценой стоять на своем.
— Мой племянник всегда грешил излишним благоразумием, — вмешался Юсуф, чтобы хоть как-то сгладить неловкость.
— Это вовсе не излишнее благоразумие, это обычный здравый смысл, — заступился за кузена Рами, который не был столь ослеплен яростью, как его отец.