Стриптиз Жар-птицы
Шрифт:
Еще зависимость от расписания местного автобуса и электрички, надо постоянно думать об Алечке, которой, чтобы попасть к восьми утра в школу, предстоит бежать в темноте два километра через лес. А книги? В Москве под рукой была районная библиотека, в области, чтобы попасть в читальный зал, нужно ехать в райцентр.
Смущало и медицинское обслуживание. Мура хорошо помнила, как однажды, живя летом на даче, вызвала для соседки «Скорую». Машина с красным крестом прибыла лишь к вечеру. Врач, услышав упреки Муры, мрачно ответил: «Приехали, когда смогли. У нас всего два «рафика», у одного мотор барахлит, а я разорваться не могу. Да еще мост возле Евстигнеевки сломан, мы в объезд ехали». Хорошо, что соседка в тот день просто руку сломала и маялась
Собрав воедино все аргументы и присоединив к ним предложение Матвея стать его замом по науке, Мура поговорила с Феликсом.
– Нет, – категорично ответил он.
– Почему? – расстроилась Мура.
– Не хочу ничем быть обязанным «голубчику», – отрезал Бирк.
– Но ведь глупо же, – принялась уговаривать его Мура. – Возьмешь в свои руки бразды правления, наведешь порядок в Ученом совете… Не упускай шанс послужить науке!
– Это не наука, – процедил Феликс, – а мышиная возня с диссертациями. Кому нужна работа, описывающая изменение оперения попугаев в зависимости от влажности воздуха? Вот уж самое необходимое для России исследование! Ты когда в последний раз видела над Москвой стаю ара? А?
Мура не нашлась что ответить, а Бирк горячо продолжал:
– Ну уж нет! Я больше в эти игры не впутываюсь. Хочу реально помочь своей многострадальной Родине, очистить ее от грязи и копоти. Понимаешь?
– Нет, – произнесла Мура.
И тут Феликс вывалил жене такую информацию, что она потеряла дар речи. Оказывается, исследования перестали интересовать Бирка, преподавание биологии доктор наук считает пустым занятием.
– Зарабатывать на пропитание вбиванием в тупые головы того, что они не хотят знать, пустое занятие! – кричал Феликс. – Я не могу служить червем, который в течение всей своей жизни ползает по прорытому ходу из ниоткуда в никуда. Что ты мне предлагаешь? Раздувать щеки на Ученом совете? Ощущать себя князьком местного розлива? Быть значимым для десятка карьеристов? Всерьез обсуждать диссертации о натоптышах у кур? Приходить в восторг от улучшенного продуктового заказа, который я буду получать в качестве руководителя? Добиваться расширения нашей жилплощади? Вымаливать прибавку к зарплате? Расталкивая локтями желающих заработать, выгрызать в профкоме путевку в Болгарию? Не хочу!
– Но мы… Аля… школа… электричка, – забубнила Мура.
– Давай разведемся, – сухо предложил Феликс. – В конце концов, лишь несколько декабристов сумели сохранить свои семьи, к остальным осужденным жены не приехали. Вы с Алевтиной останетесь в Москве, и Матвей, думаю, повысит тебя в должности, даст хороший оклад, я стану платить алименты, в деньгах ты даже выиграешь!
– Значит, ты декабрист? – не выдержала Мура. – Интересное сравнение! Только те дворяне вышли на площадь и попытались протестовать против строя, а Феликс Бирк просто укатывает в колхоз. Это больше похоже на желание избежать неких моральных трудностей, чем на подвиг во славу Родины.
Феликс надулся.
– Ладно, – спустя пару секунд сказал он, – не хотел тебя впутывать, но раз уж разговор завернул в эту степь… Слушай внимательно!
И на бедную Муру обрушился новый ушат сведений.
Феликс вместе с несколькими приятелями организовал общество, которое абсолютно неоригинально назвал «Путь к свободе». Основная цель организации – свержение коммунистического строя, реставрация монархии и, как следствие, необычайный расцвет России.
– Надо вернуться к начальной точке трагедии Руси, к тысяча девятьсот семнадцатому году, – шептал муж, – толкнуть колесо истории вспять. Бедный русский народ не имеет собственной воли, он всегда, со времен Емельяна Пугачева, шел скопом за сильным лидером. Лишь пнем колосса, и он повалится, у социализма глиняные ноги.
– Феликс, ты сошел с ума! – перепугалась Мура. – Оглянись вокруг! Мы живем при полном тоталитаризме:
– А вот и нет, – зашептал Бирк, – у нас полнейшая конспирация. Может, тебе это покажется смешным, но принцип построения организации подсказал мне Ленин. Мы разбиты на тройки, в случае провала арестуют лишь ничтожно малую часть подпольщиков. Вот почему надо уходить из института! Я все продумал! Один из наших верных помощников работает в обществе «Знание», он будет мне выписывать путевки на лекции по стране. Ни у кого не возникнет вопроса, почему Бирк мотается от Риги до Владивостока. Это понятно: он ушел из института, зарабатывает деньги по командировкам. А я стану ездить туда, где мы организовали районные ячейки. И жить в столице опасно! Еще в деревне легче устраивать конспиративные собрания. Наш дом находится у леса, кто к нам, когда и в каком количестве прошмыгнул, не видно. Ясно?
Мура, потрясенная узнанным, молчала.
– Значит, развод, – подытожил Феликс. – Очень жаль, я люблю тебя и Алевтину.
– Если любишь нас, значит, должен подумать о семье, – выдавила из себя Мура. – А ну как тебя арестуют? Может, все-таки забудешь о революционной деятельности? Давай пойдем на компромисс: я не возражаю против переезда в колхоз и не стану спорить по поводу нашего ухода из института, но мы начнем спокойно преподавать в местном училище, сосредоточимся друг на друге и на воспитании дочери.
– Не могу, – отрезал Феликс. – Я обязан возродить Россию! Таково мое предназначение, цель и смысл жизни…
Пожилая дама вновь прервала рассказ. Мура помолчала, потом исподлобья посмотрела на меня:
– И как я должна была отреагировать?
Я вздохнула:
– Да уж! Думаю, мужу не стоило ставить вас в такое положение, он поступил крайне эгоистично.
Бирк медленно моргнула.
– А вы бы что выбрали на моем месте?
– Слава богу, я никогда не стояла перед такой дилеммой.
– И все же? – настаивала Мура.
– У меня нет детей, я не несу ответственности ни за кого… И все равно бы испугалась!
Хозяйка улыбнулась:
– А я впала в панику! Мы так поругались! Правда, шепотом. Кричать не могли – вдруг соседи услышат. В результате Феликс рано утром укатил в деревню, а мы с Алей остались. Девочка, конечно, ни о чем не подозревала, я ей сказала: «Папа решил новую книгу писать, ему нужен свежий воздух». Но через неделю я не выдержала, мы с дочкой собрались и тоже отправились в Палашовку. И пошла иная жизнь.
– Вы очень рисковали судьбой дочери, – покачала я головой. – Ведь если родителей арестовывали, ребенок оказывался в приюте.
Мура вздохнула:
– Ну да! Наверное, я плохая мать. Нам действительно пришлось очень нелегко.
– Думаю, в первую очередь материально, – сочувственно заметила я.
Бирк подоткнула под спину подушку.
– Вот как раз и нет. Родители Феликса увлекались собирательством. Системы в их покупках не было, коллекционировали все, что нравилось, – приобретали картины, статуэтки, столовое серебро, по принципу «хотим это иметь». Посудой пользовались, тарелки бились, свекровь это не огорчало. Сметет осколки и воскликнет: «А, новое купим!» В пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века в комиссионках было полно вещей, за которые сейчас дают бешеные деньги. Только тогда приобретение серебряных вилок считалось мещанством, фарфор именовался «отрыжкой капитализма». Вот пластик или стекло – это было модно. Люди выбрасывали на помойку замечательную мебель и покупали шаткие столики на тонких ножках. Никогда не забуду, как шла однажды мимо свалки возле снесенного здания на Мясницкой и вдруг увидела стол. Роскошный, из ореха, с медальонами, чуть-чуть отреставрировать – и ставь в гостиную! И ведь кто-то его вышвырнул! Вон у нас в буфете набор тарелок… Он произведен в начале девятнадцатого века. Половины, правда, уже нет, но оставшимся мы пользуемся. Вчера Жаннуся, внучка моя, очередную розетку грохнула.