Стриптизерша
Шрифт:
Этот автомобиль стоит больше, чем я могу себе представить, а он ведет, пренебрегая им и безопасностью. Меня бросает вперед, когда мы тормозим. Моя дверь открывается, и ремень безопасности, который я не пристегивала, отстегивается. Сильные руки Доусона достают меня из машины. Я чувствую его запах, слабый, но пьянящий аромат пота и мужчины. Я узнаю то, как мое тело реагирует на его присутствие.
Я пытаюсь вырваться:
— Поставь меня на землю.
— Нет.
Я оглядываюсь. Мы у кампуса, и все студенты вокруг, похоже, смотрят на нас. Я слышу перешептывания.
— Какой корпус? — его голос мягкий и интимный, почти нежный. Почти.
Я показываю, и он направляется в ту сторону. Я как пушинка в его руках. Он идет, будто у него нет никакой ноши.
— Пожалуйста. Поставь меня. Я сама дойду.
— Нет, — он открывает дверь и останавливается.
— Второй этаж. 216.
Двери открываются, когда мы поднимаемся. Я слышу шепот и щелчки камер на телефонах.
Я слышу женский визг:
— Это Доусон Келлор! О Боже, это Доусон! Можно ваш автограф? Пожалуйста? Не хотите войти?
Он не обращает на нее внимания, бесцеремонно проходя мимо.
— Не сейчас, дамы. Я распишусь, когда буду уходить.
Он у моей двери, каким-то образом открыв ее, не выпуская меня из рук. Я слышу болтливые голоса Лиззи и ее нового парня. «Секс-игрушки», как она их называет. Они для нее игрушки: она меняет их, как перчатки. Дверь раскрывается, ударяясь о стену.
— О Боже, какого черта... — я слышу голос Лиззи, и тут она узнает того, кто вошел. — Доусон Келлор? О Боже, в жизни вы еще прекраснее, мистер Келлор! Грей, что происходит? Что он здесь делает?
Я чувствую, как Доусон напрягается, его хватка вокруг моих плеч и под коленями становится стальной.
— Не сейчас, Лиззи. Я плохо себя чувствую. Можешь оставить нас?
— Выходи. Сейчас же, — рычит Доусон, и звучит это как настоящая угроза.
Я поворачиваюсь в руках Доусона, чтобы увидеть, как Лиззи возится под одеялом, пытаясь достать нижнее белье, валяющееся рядом с кроватью. Ее нынешний любовник делает то же самое, но он случайно отшвыривает одеяло, и они оба оказываются неприкрытыми. Лиззи визжит, бьет его по руке и натягивает трусики, прикрывая грудь одной рукой. Доусон не опускает меня, и, хоть я и вешу не меньше шестидесяти килограмм, он удерживает меня без малейших усилий. Он просто невозмутимо ждет, пока Лиззи не оденется.
Ее парень — совсем еще мальчик, смазливый блондин-первокурсник с внушительным телосложением, которое еще не до конца сформировалось, — застревает в своих джинсах, выпрыгивает из кровати с футболкой в одной руке и кроссовках в другой. Он проделывает эти неловкие движения явно не в первый раз. Когда они уходят, Доусон оглядывается в поисках места, куда меня положить. Я лягаюсь, и он опускает меня на ноги, но не убирает рук с моих плеч.
Я высвобождаюсь из его хватки и сажусь на стул.
— Со мной все в порядке, Доусон. Правда, — мой живот снова урчит, и его брови хмурятся.
— Когда ты ела в последний раз? — настойчиво спрашивает он.
Я пожимаю плечами:
— Я не знаю. Утром? — я не умею врать, и Доусон поднимает бровь. Я
Лицо Доусона кривится:
— Ты не ела двенадцать часов? И так много шла до офиса?
Я достаю энергетический батончик из ящика стола и разворачиваю.
— Я в порядке. Видишь? Я ужинаю. Все хорошо. Со мной все хорошо. Я так привыкла.
— Привыкла? То есть, ты всегда не ешь по двенадцать часов? — когда я просто пожимаю плечами в ответ, он закатывает глаза. — Это же вредно. И батончик — это не еда.
Он открывает мини-холодильник, но я останавливаю его:
— Это Лиззи. Там нет ничего моего, — я открываю ящик стола, где лежат батончики, мюсли, бублики и чипсы.
Доусон уставился на меня:
— А остальное где?
— Остальное что? — спрашиваю я, откусывая от батончика.
— Твоя еда. Что ты ешь?
Я опять пожимаю плечами и тут же решаю, что не стоит этого делать. Кажется, я слишком часто пожимаю плечами на вопросы Доусона, а мы знакомы всего пару часов.
— Я ем. Просто не здесь. Утром я съедаю бублик и иногда перекусываю едой из автоматов между занятиями. И обедаю на работе.
— А ланч?
Это начинает меня раздражать. Я сворачиваю обертку и кидаю ее в белое мусорное ведерко под моим столом, которое доверху заполнено бумажками от батончиков.
— Почему тебя так интересует мой рацион?
Доусон просто таращится на меня. Его глаза были светло-голубыми, когда он злился, там, на улице. Теперь они опять бледно-карие. Я не могу оторвать взгляд от них. От него. Его челюсть двигается, и я понимаю, что он скрипит зубами, размышляя. Он достает из кармана телефон, и я в замешательстве вижу, что это iPhone. После такой дорогой машины я ожидала, что у него будет какой-нибудь космический гаджет, как в фантастическом фильме, а не обычный черный iPhone 5. Он несколько раз проводит по экрану пальцами и прижимает его к уху.
— Привет, Грег. Слушай, я в кампусе УЮК, и мне нужно, чтобы сюда доставили еду, — он поворачивается ко мне. — Ты не вегетарианка или типа того?
Я мотаю головой:
— Нет, но...
Он отводит взгляд и снова говорит в телефон:
— Да, наверно, просто набор продуктов. Сэндвичи, бургеры, что там еще. Ага, студенческая общага... — он объясняет, как пройти в мою комнату. — А, Грег, приезжай на «ровере» и захвати запасные ключи. Я подвезу тебя потом на «бугатти». Отлично, пока.
«бугатти». Это, должно быть, то зеркальное авто.
Он засовывает телефон обратно в карман и падает на стул Лиззи. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, он снимает мои туфли и кладет мои ноги себе на колени. Его руки и пальцы массируют мою правую ногу. Это шокирующе интимно, чувственно и совсем не пугающе. Я пытаюсь убрать ногу, но он не дает. Он держит меня за щиколотку, нажимая на свод стопы большим пальцем. Это так приятно, что я не могу удержаться от стона. Это громкий, неловкий звук, и я прикрываю рот рукой. Доусон просто улыбается, и довольная полуулыбка на его губах делает его таким красивым, что у меня захватывает дыхание.