Стриптизерша
Шрифт:
Мы прошли три квартала и до сих пор не дошли до места, в котором я выскочила из машины Доусона. Я не имела понятия, что убежала так далеко. Еще через полквартала в нашем поле зрения оказывается толпа, собравшаяся вокруг полицейского, подогнавшего эвакуатор, чтобы забрать автомобиль Доусона. Доусон матерится.
— Эй, нет нужды забирать ее.
Коп оборачивается, узнает Доусона и пугается.
— Простите, мистер Келлор. Нельзя вот так оставлять автомобиль посреди дороги.
— Да что вы говорите. Но теперь-то я здесь, и все в порядке.
— Но... — коп, похоже, растерялся.
Доусон подходит ближе к полицейскому, мужчине в возрасте с круглым пузом и волосами
— У вас есть дочь, господин... О'Хара?
— Я... да, но...
Доусон забирает у полицейского блокнот и достает черную ручку из кармана шорт.
— Как ее имя, мистер О'Хара?
— Джилл, но это не...
Доусон бросает мужчине мягкую, обезоруживающую улыбку и пишет в блокноте. Я читаю, что он пишет: «Джилл за то, что твой папа герой. Твой друг, Доусон Келлор». Имя написано резкими каракулями, а сама надпись аккуратная. Он возвращает блокнот полицейскому и убирает ручку, затем хлопает старика по плечу.
— Послушайте, мистер О'Хара. У меня была чрезвычайная ситуация. Это больше не повторится, — Доусон начинает идти по улице, держа мою руку. Полицейского, как магнитом, тянет следом.
— Мистер Келлор, я благодарен за автограф, моя дочь ваша фанатка, но я не могу позволить вам уехать просто так.
Доусон открывает дверь со стороны пассажира и приглашает меня сесть, затем обходит автомобиль, садится сам и поворачивает ключи в зажигании. Он нажимает на газ, и двигатель ревет.
— Тогда выпишите мне штраф. Нет смысла забирать машину, ведь я здесь. Оштрафуйте меня на любую сумму. Просто сделайте это быстро, если можете. У меня через час важная встреча с продюсерами.
Мистер О'Хара явно в замешательстве. Его взгляд переносится на огромную толпу, на Доусона, на меня, на машину — которая стоит больше, чем он заработает за всю свою жизнь. Он колеблется, и Доусон нетерпеливо вздыхает. Он достает из бумажника карточку и протягивает полицейскому:
— Как насчет этого? Мне правда пора ехать. Вот визитка моего адвоката. Можете отправить ему штраф или что вам угодно, — я в шоке от его наглости.
— Полагаю, это возможно... я хочу сказать... — полицейский смотрит на толпу, а потом зачем-то на меня.
Я молча сижу на месте пассажира, затаив дыхание, стараясь быть невидимой.
— Отлично. Рад, что мы договорились, — Доусон захлопывает дверь, разворачивает «бугатти» в дюйме от эвакуатора, припаркованного прямо за ним, и врывается в пробку за грузовиком, обрезав путь белому «бентли». Он летит на желтый свет, в считанные секунды, разогнав автомобиль до пятидесяти миль в час, и мчится через медленное движение, объезжая по обочине там, где нельзя проехать. Один раз он даже пересекает двойную сплошную. Я не могу дышать, сжав руки в побелевшие кулаки, меня отбрасывает на спинку, когда Доусон тормозит, и швыряет налево, когда Доусон срезает путь через переулок, переключая передачи.
Инцидент с полицейским уже в нескольких милях позади нас, а мы уехали оттуда пару минут назад. Сердце колотится у меня в груди, и не только из-за виртуозно сумасшедшей поездки с Доусоном. Между переключениями передач его рука покоится на моей ноге, его палец касается моей коленки. Я таращусь на его руку. Она огромная и загорелая, с шершавой кожей.
— Ты всегда так ездишь? — выдавливаю я из себя.
— Да, — он мельком смотрит на меня с усмешкой. — А что?
— Это же страшно. Что, если мы разобьемся?
— Мы не разобьемся.
— Откуда тебе знать?
— Потому что я знаю, что делаю. Я не просто богатый болван на спортивной машине.
— А кто ты тогда? — спрашиваю я.
— Хм. Много кто. До карьеры
— Ты когда-нибудь попадал в аварию?
Доусон смеется:
— Ну, конечно. Нельзя заниматься стритрейсингом и ни разу не разбиться. Я разгромил свою «Хонду NSX». Буквально разгромил. В таких катастрофах не выживают, но я выбрался без единой царапинки. Я почти догнал этого подонка Джонни Лью. Его отец, кажется, состоял в Триаде [прим. преступная организация], но я не помню точно. Было где-то три часа утра, и это была предварительная гонка на четыре мили. Я был впереди и собирался повернуть налево. Я слышал, как его заносит направо, понимаешь. Шины дымились, ревели моторы. Джонни был прямо за мной, приближаясь все ближе. Он ехал на этом гребаном убийственном красно-черном «чарджере» 68-ого с «Hemi» [прим. название двигателя]. Это такой отстой. А я был на «Acura NSX», это японский автомобиль, а этот азиатский малыш вел классическую американскую модель. Так вот, меня заносило влево, в сторону Вашингтона. Я даже не понял, что произошло, только то, что моя машина вдруг взлетела в воздух, переворачиваясь. Вроде, меня перевернуло раз тридцать. Меня, похоже, ударило об сиденье. Боже, как больно было. Я переворачивался, и переворачивался, и переворачивался, и, наверно, мне повезло, что я не врезался в фонарь или какое-нибудь здание. Как ни крути, мне очень повезло. Понятия не имею, почему я не пострадал. Я хочу сказать, мой автомобиль был всмятку, а я просто вылез из него, с синяками, но цел и невредим. Самое смешное было, когда они хотели заставить меня пройти этот курс по стритрейсингу с каким-то якобы бывшим рейсером, который стал голливудским консультантом или типа того. И оказалось, что это тот самый парень, которого я победил в гонке, — разговаривает Доусон за рулем, и я заметила, что он стал ехать аккуратнее. Ради моей безопасности? — Так что да, я умею водить. Можешь быть спокойна.
— Ты говорил, что это было до начала карьеры в кино. Что это значит?
Он смотрит в зеркало заднего вида, а затем без предупреждения срезает путь через поток машин на соседнюю улицу, резко сворачивая то вправо, то влево, внезапно возвращаясь к безумному рваному стилю вождения. Я снова вцепляюсь в подлокотник и не дышу, когда он несется по узким улицам на скорости пятьдесят миль в час, потом опять выезжая на главную улицу, минуя пробки и попав, наконец, на шоссе. Скорость как минимум девяносто, мы избегаем одну аварию за другой и затем возвращаемся к нормальной скорости.
— Что это было? — выдыхаю я.
Доусон ухмыляется:
— За нами гнались легавые. Мы оторвались.
— Легавые?
— Полиция? Регулировщики движения?
Я хмурюсь:
— Кто вообще говорит «легавые»?
— Я, как видимо.
— Так ты только что скрылся от полиции?
— Угу, — Доусон бросает взгляд назад, но он, кажется, уверен, что оторвался от погони. Его взгляд фокусируется на мне, когда мы стоим на красном свете.
— Так вот. Как тебе первая встреча с этой шушерой?