Строители
Шрифт:
Словно угадывая мои мысли, прораб с тягучей ласковостью сказал:
— Не завозят мне блоки, Виктор Константинович, я понимаю, что все не так, но не могу больше ждать. Вы ведь нам сейчас поможете, да?
…На следующий день мы ездили по остальным участкам. Там ремонтировались клуб, поликлиника, общежитие и даже несколько дач. Снова удивляло непомерно большое количество рабочих.
— Как вы укладываетесь в фонд заработной платы? — спрашивал я на каждом участке.
Прорабы, усмехаясь, разводили руками:
— Стараемся
Только прораб на ремонте общежитий, Петр Федорович Луганкин, подтянутый, но уже пожилой человек, прямо сказал:
— Ведь это же ремонт. Составишь дополнительный актик — заказчик подписывает. — И, прямо глядя на меня серыми глазами, добавил: — Что поделаешь, никакой специализации. Нет ни приспособлений, ни механизмов, нагонят людей, а они лишь мешают друг другу.
Он повел меня в маленькую прорабскую, где был строгий порядок, вытащил из аккуратной стопочки дел разграфленный листок.
— Вот посмотрите, когда приступил к работе, все подсчитал: три месяца — двадцать семь рабочих. Вот что требовалось из материального обеспечения, из механизмов. Просил завезти на объект до начала работ. Видите?
Я взял график. Даже с первого взгляда было ясно, что составлен он толково.
— Ну и что ж? В чем же дело?
Прораб взял график, аккуратно свернул его и положил на место, потом вынул красивый серебряный портсигар:
— Разрешите? — Он закурил, несколько Минут молчал, разглядывая меня. Потом сухо ответил: — И после вашей двухдневной поездки по объектам нашего СУ мне нужно объяснять, почему график остался бумажкой?
Я поднялся.
— Нет, объяснять, Петр Федорович, не нужно.
Он тоже поднялся и сказал:
— Ну что ж, тогда действуйте. — И сразу же добавил: — Я ваш помощник.
Шалыгин встретил меня настороженно. Он, очевидно, ожидал, что я начну возмущаться порядками на стройках, но я не дал ему этого козыря.
— Я наметил тут кое-какие неотложные мероприятия, Александр Митрофанович. Хотел с вами их согласовать.
Я протянул ему два сколотых листка. Он не взял их, задумчиво посмотрел на противоположную стенку, потом поправил свои не совсем свежие манжеты и негромко сказал:
— Меня вызывают в райком. У вас все?
Я повернулся, чтобы уйти. Он добавил:
— Сегодня собрание, приходите.
Целый день я мотался по разным организациям, чтобы пустить в работу башенный кран.
Заказчик в ранге замдиректора какого-то института, кругленький человечек, довольный собой и всем на свете, беседовал со мной чрезвычайно ласково, признавал, что институт во всем виноват, больше того, он сам, замдиректора Беленький, провалил все дело.
— Да, да, дорогой, по моей вине не переехали жильцы.
Но, миленький, — сложил он пухленькие ладошки, — через две недели мы переселим жильцов, пожалуйста, добейтесь подъема
Это было утром, я еще мог шутить и сказал, что не знал до сих пор, что кран так важно пустить в работу, и что замдиректора меня убедил.
— Правда?! — вскочил он со стула и хлопнул ладошками. — Нет, вы, наверное, шутите. Как приятно институту иметь дело с таким милым Подрядчиком.
— Сароян, пожалуйста, подними кран, — молил я начальника управления механизации.
— Рад узнать, что ты уже главный, очень рад. Хочу тебе помочь, но у меня запрещение инспектора. Рядом жилые дома.
— Ну, хочешь, бумажку тебе дам, что я за все отвечаю. — И я схватил со стола листок бумаги.
— Виктор, помнишь, как мы с тобой в Черемушках шуровали? — задумчиво сказал он.
— Помню, помню. Сделай, дорогой, вот тебе бумага.
Но он уже очнулся, разве может начальство башенных кранов быть сентиментальным? Он сидел передо мной прямой и официальный.
— Ничего не могу сделать. Поезжай к инспектору. — Но когда я встал со стула, он все же добавил: — Будет разрешение, ночью будем работать, к утру кран пустим.
Еду к инспектору горкома профсоюза. О нем говорят как о непреклонном человеке, и поездка скорей всего будет безрезультатной.
В комнате, где он сидит, отчаянный шум, тут еще отдел выдачи путевок, но инспектор внимательно меня выслушивает.
— Вы хотите, чтобы я отменил свое запрещение и сделал служебный проступок? — спокойно спрашивает он.
— Послушайте, — говорю я. — Я знаю, тут последняя инстанция: если вы против, уже никто не даст разрешения. Так? Но вы государственный человек, подумайте, правильно ли вы поступаете. Кого вы наказываете? Ведь вы отлично знаете, что кран можно поднять.
Он пристально смотрит на меня.
— Когда заказчик переселяет жильцов?
— Через две недели. Он показывал мне разрешение исполкома. — В моем голосе снова звучит надежда.
— Вы ручаетесь?
Я колеблюсь: конечно, очень соблазнительно поручиться за Беленького, но уж очень он ласковый.
— Нет, ручаться не могу. Не хочу, чтобы вы меня потом назвали болтуном.
Он снова садится.
— Вызывайте машину, — показывает он на телефон. — У меня очень мало времени. Поедем посмотрим еще раз.
Я быстро набираю номер. К счастью, Шалыгин на месте. Коротко все объясняю и прошу немедленно выслать машину.
— Алло, алло, вы слышите? Инспектор ждет, — нетерпеливо говорю в трубку.
Шалыгин молчит и наконец холодно спрашивает:
— Не могу понять, почему нужно посылать машину?
— У инспектора нет времени, — сдерживаюсь я. — Если отложить на завтра, мы потеряем сутки, а в это время монтажная бригада может уехать на другую площадку.
Он снова молчит; наверное, задумчиво смотрит на стенку.