Строптивая для негодяя
Шрифт:
Обходит ее и залезает сзади меня. Интересно, что он задумал? Но не успеваю придумать ни единого варианта, как его руки обвивают меня за талию и притягивают спиной к мужской груди.
— Паша, — охаю от неожиданности, но он шепчет мне на ушко:
— Расслабься, ты слишком напряжена.
И от этих слов, а главное — от интонации, с которой они сказаны, напряжение начинает резко отпускать. Не хочу сопротивляться, поэтому откидываюсь назад, подбираю ноги под себя, а Паша пристраивает голову мне на плечо.
Макс, очень довольный
— Первые фото для семейного альбома.
И не хочется даже шевелиться, тем более, куда-то убегать и что-то банальное говорить в ответ. Он обладает каким-то магнетизмом, влияя на меня в положительную сторону. Хочется просто раствориться в нем и забыть обо всех проблемах…
Весь следующий день пропадаю в суде. Мысли о предстоящей свадьбе не отпускают, и я не могу сосредоточиться на делах. Даже судья замечает, что я немного растеряна, и объявляет перерыв.
Выпиваю кофе, стараясь выбросить всё лишнее из головы, после чего судебное заседания продолжается. Хоть и удается засадить парочку злодеев за решетку, чувствую себя выжатой, как лимон. Хорошо хоть машина есть, иначе не представляю, как бы домой добиралась. Пашку просить в очередной раз совесть не позволяет — у него и так с работой завал, еще и я со своими просьбами дергаю его постоянно.
Стрелки часов уже переваливают за восемь вечера, когда переступаю порог квартиры. Раздеваюсь, скидываю сапоги и швыряю сумку на пуфик. Паша сидит за ноутбуком и разговаривает с кем-то по телефону — даже дома не дают человеку отдохнуть спокойно. Кивает мне головой в знак приветствия и снова утыкается в монитор, диктуя кому-то цифры.
Максим вялый, жалуется, что болит голова. Не хватало еще, чтобы заболел накануне свадьбы. Но мои мужчины приготовили вместе ужин, чем радуют меня неимоверно. Переодеваюсь, пичкаю мальчика таблетками и отправляю спать, чтобы завтра был как огурчик — где ж мы нового фотографа найдем так быстро.
— Десять минут и я закончу, — Паша кричит в мою сторону, когда я выхожу из комнаты Макса и закрываю дверь.
Кусок в горло не лезет, но все равно запихиваю в себя хоть что-нибудь. Иначе завтра свалюсь в голодном обмороке и от недоедания, и от переживания. Еще неизвестно, от чего больше.
И, наконец-то, вспоминаю, что за всей этой предсвадебной суматохой, а также проблемами на работе, я два дня не общалась с родителями.
Иду в спальню, подхожу к окну и набираю до боли знакомый номер. Слушаю длинные гудки и наблюдаю, как ледяной дождь, который начался еще час назад, продолжает стучать в стекло. Мерзкая погода — такая же серая и невзрачная,
— Здравствуй, доченька, — женский голос раздается в трубке после седьмого гудка.
Сама не знаю, зачем считаю эти самые гудки, но в голове четко произносится каждая цифра.
— Привет, мамуля, — стараюсь придать своему голосу как можно больше оптимизма. — Как дела у тебя? Ты прости, замоталась совсем, позвонить забыла.
— Ну, что ты, милая, не извиняйся, — мама усмехается в трубку. — Я знаю, как тебе там самой тяжело. У меня папа рядом, поддерживает и не дает раскисать. Ты лучше расскажи, как у тебя дела.
— Хорошо, мамуль, — делаю паузу и собираюсь с мыслями, чтобы сказать самое главное.
— Что-то голос у тебя уставший, — мама первой прерывает паузу. — Случилось чего?
— Да нет, — отвечаю расплывчато. — Точнее, да, только ты не нервничай, — и снова беру тайм-аут. Тяжело вздыхаю, на миг закрываю глаза, чтобы не видеть эти стеклянные капли за окном и произношу: — Я замуж выхожу, мамуль.
— Когда? — как-то резко вырывается на том конце провода.
— Завтра.
Такое тихое и печальное, что хочется плакать. А еще больше пожалеть себя, прижаться к маминой груди, как в детстве, и забыть обо всех проблемах и невзгодах.
— Как же так? — слышу испуг в родном голосе. — Мы же с папой не успеем.
— Простите меня, — и чувствую, как по щекам катятся слезы. — Так получилось. Мы потом все вместе отпразднуем, а пока просто распишемся.
— Ты беременна, доченька? — не унимается взволнованный голос в трубке.
— Нет, мамуль, пока, по крайней мере, — пытаюсь усмехнуться, но предательские слезы продолжают катиться по щекам, стекая на шею.
— И кто он? — родной голос немного смягчается. — Как хоть его зовут? Чем занимается?
— Помнишь, перед свадьбой Катюхи я тебе рассказывала о парне, — делаю паузу. — Его зовут Паша, он бизнесмен, даже настаивает, чтобы я ушла с работы.
Знаю, что мама терпеть не может мою профессию, периодически намекая, чтобы я, наконец-то, ушла из прокуратуры. Поэтому специально говорю об этом, чтобы она успокоилась.
— И правильно делает, — не унимается мама. — Я давно говорила. Доченька, милая, ты хоть любишь его?
— Очень, — произношу тихо. — Не переживай, у меня все хорошо. Прости меня еще раз, но так получилось.
— Перестань, милая, ты же знаешь, как мы с папой тебя любим. И хотим, чтобы ты была счастлива. Ничего страшного — распишитесь, а потом и мы познакомимся. Еще куча времени впереди. Надеюсь, я теперь дождусь внуков? — и усмехается прямо мне в ухо, вызывая улыбку сквозь слезы на моем лице.
— Конечно, — снова произношу негромко. — Обязательно. Ладно, мне пора отдыхать, завтра куча дел.
— Я с утра позвоню, чтобы поздравить. Целую.
— И я тебя, — чувствую, как слезы уже градом катятся по щекам, и нажимаю на сброс.