Строптивая невеста магистра
Шрифт:
А может и ни к чему все усложнять? Вдруг там нет ничего опасного для меня?
Но почему-то же Дариус Аксельдор спрятал именно этот свой дневник?
То ли здравый смысл, то ли любопытство толкнули меня раскрыть тетрадь и просмотреть страницы.
Она оказалась заполнена только в самом начале, буквально десять листов было исписано.
Я начала с конца. Последняя дата, когда была сделана запись, уже спустя много лет после моего рождения. Возможно, уже после того, как был подписан брачный договор. Это совсем не обнадеживало. С трудом отдавая отчет в том, что делаю, я читала страницу за страницей,
Но остановиться меня заставило совсем другое. Дариус Аксельдор описывал трагедию, случившуюся с женой старшего сына. И почему-то винил себя.
«…Это целиком и полностью моя вина. Я не должен был идти на поводу у отцовских чувств. Но Доминик так сильно желала обладать этой девушкой… Его разумом и телом овладела страсть. Она его ослепила. Но я-то видел, что сердце Моники все еще принадлежало ее первой любви, совсем не подходящему для ее положения человеку. Даже спустя год после свадьбы в ее глазах читалась тоска. Это губительное чувство и не позволило ей полюбить моего сына, открыться для него и позволить связи стать обоюдной. Увы, магия слишком зависима от чувств. Я должен был запретить этот брак, но лишь потворствовал ему. Я никогда не прощу себя за эту слабость. Мой старший сын пережил страшное горе и мне остается лишь молится, что он сможет его пережить и когда-нибудь стать прежним. А также остается уповать на то, что Леонайда обойдет подобная судьба стороной. К счастью, я успел позаботиться о его будущем. Надеюсь, обретет свое счастье с подходящей девушкой. В наше время это становится все сложнее. У его невесты сильная кровь и я смею надеяться, будет сильный дух, как и у ее предков, и эта сила ей поможет стать достойной избранницей темного мага…»
Это была одна из последних записей. И написанное заставило меня погрузиться в свои мысли. Похоже, отец Леонайда был уверен, что брак старшего сына так печально завершился из-за того, что чувства Доминика были не взаимны. Интересно, а сыновья об этом знают?
Первым порывом было показать дневник Леонайду, он должен знать, что обо всем этом думал его отец. Он желал своим сыновьям счастья и верил, что они его достойны. Но упоминания о невесте с сильной кровью заставило сомневаться. Речь явно шла обо мне. Пусть там прямо и не говорилось о том, кто мои предки, но такое описание явно не вязалось с родом Де Вилье.
— Что ты здесь делаешь? — голос твердый и даже немного злой.
Я вздрогнула и обернулась. Леонайд вперил в меня пылающий синим огнем взгляд и ждал объяснений.
От волнения к щекам прилила кровь. Ну вот, Мортелла, молодец, тебя поймали с поличным. Как теперь собираешься выкручиваться?
— Мне было скучно, — соврала я, нацепив на лицо маску невозмутимости, но, боюсь, что красные пятна, проступившие на коже, выдавали меня. — И я решила спуститься сюда. Нельзя было?
Да, лучшая защита — нападение.
— Что это у тебя? — жених заметил, как я прижала дневник к груди.
Секунду я колебалась. Будто у меня был выбор, отдавать его или нет.
Но вариант был только один.
— Я кое-что нашла, — о том где именно, я решила не упоминать. — Думаю, тебе стоит это прочесть.
Я протянула тетрадь раскрытой на нужной странице и показала Леонайду. Возможно, это и станет для него ответом
— Можешь прочесть наверху, я просила подать чай… Наверное, уже все готово.
Не дожидаясь ответа Леонайда я прошмыгнула мимо него и торопливо направилась к лестнице.
Мне было неловко из-за того, что меня поймали как какую-то преступницу на месте преступления. Но гораздо сильнее было ощущение того, что я поступила правильно, указав на важность написанного в дневнике.
Да, это не так уж относилось к делу. Но он должен понимать, что имеет право, на счастье. Что темному магу нужно выбрать не только сильную магичку в пару, но и ту, кто его действительно полюбит.
Надеюсь, теперь Леонайд не будет думать, что я хотела от него что-то скрыть, тайно роясь в подвале.
Чай уже был в гостиной. Слуг не было, но вторая чайная пара имелась. Как учили в пансионе на уроках этикета, я разлила чай сама и чинно присела в кресло. Леонайд не спешил притрагиваться к своей чашке, а принялся читать дневник отца.
Не уверена, что он одобрял мысли отца или его поступок. Леонайд хмурился и то и дело скептически выгибал бровь.
— Что ты об этом думаешь? — наконец не выдержала я.
Но Леонайд не успел мне ответить. Вокруг его руки голубым сияющим браслетом вспыхнула магия. Он резко поднялся и достал из кармана портальный артефакт.
— Что происходит? — испугавшись, я тоже поднялась.
— Защитные чары академии сработали. Пожар. Мне нужно срочно вернуться.
Он уже собирался переместиться, как я шагнула ему навстречу и взяла под руку.
— Я с тобой, — успела я произнести, прежде, чем артефакт сработал.
Не знаю, что на меня нашло. Наверное, передалось волнение Леонайда, когда он получил магический сигнал об опасности. К тому же могло случиться что-то серьезное и тогда любая помощь пригодится. Даже моя.
Дым было видно издалека. Я не так хорошо ориентировалась в академии поэтому не могла с расстояния определить, где именно горит.
В отличие от Леонайда.
— Если это снова кто-то из первокурсников, — на этих словах жених недобро покосился на меня. — Назначу отработку до конца семестра. Это же надо, устроить пожар возле зала Основателей. Я, конечно, все понимаю, ваш славный подвиг с Залман многие желают повторить. Но пожар это уже слишком. И чем только думали?
— Наш подвиг?
— Да, проникнуть в зал Основателей не каждому под силу. Даже опытный маг может не справиться с такой сложной защитой, что уж говорить о первокурсниках. Но они упорно продолжают лезть туда…
Леонайд укоризненно посмотрел на меня. Будто это я лично отправляла туда адептов. Мне на это оставалось лишь невинно пожать плечами и гордо вздернуть подбородок. Да, есть моя вина, но я в этом никогда не признаюсь.
Мы поспешили на место пожара. Только оказавшись в знакомой мне портретной галерее притормозили. От огня остался только дым. Его успели потушить до нас. Осталась только тлеющая отделка стен. А еще многие из картин пострадали. Я невольно нашла взглядом то место, где должен висеть портрет мамы. Но там особенно сильно расходились чернеющие следы. От полотна остались только черные, обугленные лоскуты.