Стройки Империи
Шрифт:
— Это Аллочка из агитбригады "Юности"? Ты шутишь? Я понимаю еще — Нина Коста, наша советская Эдит Пиаф. Да мало ли — Таланова, Иошпе, Суворова, она у самой Ирмы Яунзем училась. Пугачева, тоже скажешь!
— А что? Девочка старается, поет для тружеников Севера. Гражданская тематика, не какой-нибудь там Челентано. Скромные наряды, по сцене не прыгает, отсебятины всякой не сочиняет. Лет через десять напоет на заслуженную республики. Может, даже духи в честь ее выпустят, как для Капиталины Лазаренко.
— Особенно если выйдет замуж за Киркорова. У того голос.
— Слушай, откуда
— Да никакого кризиса! Софи, я тебя не узнаю. Ты же сама всегда говорила, что нельзя нести со сцены людям ложь! Ты мне только скажи — ради чего я должен это сделать? Ради квартиры и телевизора?
— Как вы все словами бросаетесь! — не выдержал Виктор. — Чуть пятнышко на вашем хрустальном идеале, и уже все — "ложь", "империя лжи"! А не хотите в будущем разрушенные города и трупы детей? Не хотите целые страны, обезумевшие от нацизма? Не хотите пустой и разоренный мир, где все живут страхом потерять средства к существованию, планету — концлагерь без колючей проволоки?
— Виктор! — воскликнула Соня.
— Что "Виктор"? Вы, Леонид Палыч, хотите эру красивых умных людей, но чтобы на пути к ней без грязи, вшей и вонючих портянок!..
— Прекратите! — крикнула Соня. — Прекратите оба! Как дети!
— Извините за резкость!
— Это вы извините... — произнес после некоторой паузы притихший Ленчик. — Наше поколение не воевало... и не делало атомную бомбу... Но мы можем! Не надо вот так вот про нас думать! Если бы мне сказали — физически в грязь, в кровь, под пули, я бы не думал, а вот душой... Наверное, вы правы.
— Он хороший парень, только иногда на него находит, — пояснила Соня, когда нейлоновая спина Ленчика удалилась по направлению к станционному мосту, — трудное детство.
— Бывает. А Юлия Тимошенко... она что поет?
— Не слышал? Это же которая у Рознера начинала, теперь они фолк-бит-группу создают. "Каблучки по асфальту стучат, ля-ля-ля..."
— Пашковская, что ли?
— Это ее девичья фамилия. Она же за Тарапуньку вышла.
— Ну да, я по старой памяти.
— Ты был с ней знаком? Я могу начать ревновать. В ней какая-то колдовская красота. Мужчины среднего и старшего возраста влюбляются и теряют голову. Козловский сватался!
— Нет, я просто по телевизору.
— Все равно я не поверю... Ты таинственный человек.
"Кстати, разница в возрасте у них с Тарапунькой лет двадцать..."
— Соня, а загсы у вас тут по субботам работают?
Она остановилась и взглянула в его глаза; щеки ее порозовели.
— Это предложение, да? Давай после Белграда. Укрепим материальную базу. И вообще, сейчас такая обстановка, мало ли что.
— Я думал, за рубеж легче выпускают, если есть семейное положение.
— Это раньше. Сейчас без разницы, если не целевая группа. Носители секретов или вроде того. Певица Соня Ларина выбрала свободный мир... Новость-однодневка. Вон Мондрус в Германию уезжала за заработками, сейчас вернулась. Реваншисты пару концертов сорвали — потянуло в нормальную страну.
— А когда Белград?
— Ты совсем заработался. В декабре. С лета перенесли.
— Куда? Там же террористы.
— Сейчас там спокойно. Конечно, иностранные разведки туда зашлют шпионов провокации устраивать. Но нас будут сопровождать товарищи.
"Кто там взрывал?.. Глупый вопрос. В Югославии шестидесятых всегда найдется, кто взрывал."
Переезд был открыт и свободен. Надоевший туман скрывал фермы Болвинского моста. Они дошли до сквера перед фабрикой-кухней, где облезлые гипсовые олени тихо сырели за ветками растущих кустов, маленький фонтан с железными журавлями был засыпан облетевшей листвой, и над вершинами молодых тополей словно кружила площадка парашютной вышки. Справа виднелась покрашенная заводская гостиница с вывеской сбоку "Молочная кухня"; реальности неожиданно пересекались в этой точке.
— Мне в ту сторону, — вздохнула Соня. — Я в ДК, и потом я еще подрабатываю в музыкалке. Слушай, давай я тебе дам пистолет.
— Зачем?
— Ты заходил к этой женщине, ее убили. Леонид Викторович говорил, нашли труп на старом переезде и недавно еще мужика с Камвольного убили. В народе болтают, что появился маньяк.
— Весь народ болтает?
— Леонид Викторович сказал, что в народе болтают, я пока не слышала.
— Пусть болтают. Пистолет пусть будет у тебя. Так надо.
— "Так надо"... Ты таинственный человек, — вновь повторила она. — Такое впечатление, что у тебя совсем недавно была семья. Но ты абсолютно уверен, что она не найдется.
— В паспорте же ее нет.
— Паспорт... да, он как-то неожиданно нашелся.
— Можно зайти проверить, тут рядом. Со скольких работает?
— Слушай, — она стала перед ним и в упор посмотрела в глаза, — у тебя задание? И насчет загса тоже?
"Только не хватало тут сцены", подумал Виктор.
— Скажем так, — ответил он, — насчет загса, это наше личное. Только наше с тобой. Ничье больше. Насчет остального... Если бы я оказался маньяком или шпионом, ты бы первая догадалась. Почувствовала.
— Да. Я бы почувствовала твой страх. Страх разоблачения, страх перед судом. А ты в Союзе, как в родительском доме, у своих. Значит...
— Значит, оружие должно остаться у тебя. И не волнуйся. Думай о Белграде.
— Понятно. Ты ничего не скажешь. Я задала глупый вопрос.
— Нормальный вопрос. Когда-нибудь я смогу ответить на все вопросы.
— Главное — когда сказал, что это наше личное, у тебя глаза не обманывали. Будь осторожен, — она сжала своей рукой в перчатке его ладонь, — пока-пока!
22. Узелок затягивается.
— Вам тут пакет оставили, — Инночка небрежно кивнула на стол Виктора, — по кольцевой почте.
— Спасибо, — машинально пробормотал Виктор, натягивая рабочий халат. Глаза Инны внезапно скользнули по нему каким-то заинтересованным, оценивающим взглядом. С чего бы это, подумал Виктор. Впрочем, девушка эмоциональная, опять же международная обстановка...