Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984
Шрифт:
Привет Адке и Андрею. Обнимаю, твой Арк.
О заседании Московского семинара вспоминал Алан Кубатиев.
<…>
А потом состоялся первый семинар. На нем обсуждали меня.
<…>
Каминная гостиная ДЛ… туда надо было идти через зал ресторана… Дубовые панели, витые лестницы, пьяненькие классики и ихние подруги… Огромный
Я в общем чувствовал себя способным отбиться от любого наскока и ощущал скорее азарт, чем трепет. Но уже наверху Дмитрий Александрыч мимоходом спросил Белу Григорьевну Клюеву: «Аркадий-то приехал?» — «Да, — был ответ. — Пока в буфете». Вот тут я и обмер.
Аркадия Стругацкого я уже видел в МГУ. Я полюбил его сразу. Но одно дело рандеву по путёвке Бюро пропаганды советской литературы и совсем другое — когда он читает твои рукописи. Тогда я не знал о нём всего, что знаю теперь… Я его боялся.
Аркадий Натаныч пришёл и сел за нашими спинами. Обсуждение началось. Мне, как и Саше, перепало всего. Помню плохо, записи не сохранил — надо, надо заводить архивов, над рукописями трястись! — но вроде бы первая половина отводилась «прокурорам», а вторая «адвокатам». Или наоборот. В память запала фраза юной тогда милейшей женщины Алёны Соловьёвой. Она занималась скандинавистикой, в том числе и фантастикой скандинавов, и была звана для участия. Меня она обвинила в «насильственной интеллектуализации прозы». До сих пор не очень понимаю смысл оценки, но наслаждаюсь ею, как красивым иероглифом на спине пляжного халата.
Дмитрий Биленкин, поблёскивая хитрыми глазами над ассиро-вавилонской бородой, слушал всех и посмеивался. Когда накал стал спадать, он произнес: «Ну что ж…»
Аркадий Натаныч офицерски прокашлялся и поинтересовался: «Ты позволишь мне высказаться или всё уже завершено?»
Тут все засуетились и закричали: «Конечно!.. Разумеется!..» — и, по-моему, даже «Просим!..»
Аркадий Натаныч прокашлялся теперь академически и смолк. Выдержав красивую паузу, он спросил — меня: «Какой это у вас рассказ? По счету, я хочу сказать?»
Речь шла о «Книгопродавце». Он был написан с вполне приличного реального человека, который книгами не занимался никогда, я сам не ощутил этого, но родная жена его узнала, равно как и прочие. Это был мой третий рассказ. Не знаю почему, но я соврал.
«Пятый», — сказал я, вспотев.
Аркадий Натаныч опять удержал паузу. Какая у него была чудесно неправильная фонетика! «С» он говорил почти как английское «th».
«Еthли б мы th братом напиthали не пятый, а пятьдесят пятый такой раthказ, мы могли бы гордитьthя», — величаво сказал он.
Я обмер вторично.
Конечно, я понимал, что это говорит очень добрый, очень пылкий и увлекающийся человек, и я
Всё, что он говорил потом, до меня не очень доходило.
Увлекшись, он стал развивать и усиливать фабулу, немножко на кафкианский манер, но вдруг спохватился и так же величаво изрёк: «А впрочем, это сделали бы мы, а не вы. Поздравляю вас с рассказом. Работайте».
Так меня окрестили.
<…>
О премьере «Сталкера» много позже вспоминали так.
<…>
Когда я учился во ВГИКе, преподававший нам зарубежное кино Валерий Николаевич Турицын рассказал свою поразительную историю, связанную с легендарной картиной. Он припомнил самый первый публичный показ «Сталкера», состоявшийся в Доме кино. Переполненный зал смотрит сосредоточенно, и никто не смеется. По окончании сеанса случается невероятное.
В гардеробе Валерий Николаевич помог одеться жене и оделся сам. Они вышли на улицу и… молча отправились куда глядят глаза, в совершенно разные стороны! Только через несколько кварталов супруги спохватились и бросились на поиски друг друга. Конечно, нашлись, но потом еще долго-долго молчали. Мне кажется, это очень красивая история, лишний раз напоминающая о том, что волшебная сила искусства — вещь объективно существующая. Что это не выдумки критиков, не пропаганда продюсеров.
<…>
Дорогой Аркаша!
Я тут подвергся очередному нашествию родственников и потому не ответил сразу на твое письмо. Сейчас вот отсиживаюсь у мамочки и барабаню на старенькой нашей машинке.
О премьере «Сталкера» мне уже рассказывали очевидцы. Как я понял, элите фильм не понравился — аплодисментов почти не было. Ну что ж, на всех не угодишь. Между прочим, я всё забываю тебя спросить: какую категорию дали фильму? Неужто же третью? Отпиши, пожалуйста.
У меня новостей нет. Затишье. И слава богу. Брандису ЖвМ понравился очень: «Одна из лучших ваших книг». Считает, что и со стороны начальства будет всё ОК (за исключением, может быть, нескольких фраз, например: «Пятнадцать лет назад я бы жадно спросил…» и т. д. Оказывается, «пятнадцать лет назад» наводят на размышления).
«Аврора» пока безмолвствует. В «Неву» я всё никак не соберусь, но вот ужо!
Да, я спросил Брандиса: как, по его мнению, годится ЖвМ для Детгиза? Ну, разумеется, ответил он с удивлением. Это удивление меня вдохновило. А не попробовать ли переиздать ОО вместе с ЖвМ? Я всё понимаю, но не попробовать ли? А? Прощупай там почву — осторо-ожненько так… На далекое будущее. А?