Струной натянутая нить, что крепче стали и легче звездной пыли
Шрифт:
– Хэнк, что происходит? – сложив пальцы домиком, капитан внимательно смотрел на Гриффина.
– Капитан, вы про что? – попробовал увильнуть от ответа Хэнк.
– Что с Ником? Что с тобой? И что с вами обоими происходит? – уточнил вопрос капитан, откидываясь на спинку кресла и не отрывая пристального взгляда от детектива.
– Проклятье! – сорвался Гриффин, запуская обе руки в свою шевелюру. – Капитан, я понятия не имею, что с моим напарником! У него и до больницы появились какие-то странные дела, а теперь вообще – он стал будто другим человеком! Абсолютно чужим и незнакомым. Вот как так? Что такого могло с ним случиться в этот год такого, что это влияет на него, даже когда он потерял память? Я перестал его узнавать, понимать и… и я больше не могу ему доверять. Такому вот, как он сейчас. Вот что с нами происходит.
Выговорившись,
– Так. По порядку, - потер переносицу Ренард, прикрыв глаза. – Мы уже выяснили, что Ник что-то искал весь этот год. И нашел. А потом – забыл. Прими во внимание, что кома – это неизученная область, и еще не факт, что Беркхард избежал последствий. Возможно, у него сейчас какой-нибудь… я не знаю… может, гормональный дисбаланс? И вот на все это наложилась потеря памяти. Думается мне, что Ник просто делает хорошую мину при плохой игре. Насколько я помню его личное дело, он даже колледж выбрал с расчетом на работу полицейского, а после сразу поступив в Академию. И теперь вся его карьера висит на волоске, если наша комиссия решит отозвать его допуск. Естественно, что он будет психовать, срываться и нервничать. Теперь по поводу тебя и ваших взаимоотношений. Тебе придется принять своего напарника таким, какой он сейчас. Я верю в него, иначе бы не рисковал своей карьерой, сохраняя ему работу – пройдет совсем немного времени, и он придет в себя. Тут уже ничего не поделать. Если ты не можешь с ним работать, скажи мне это сразу и сейчас – я подберу вам других напарников.
На последнем предложении Хэнк уставился на капитана с таким изумлением, что тот даже плечами передернул.
– Мне нужен работоспособный коллектив. Если кто-то не может работать с кем-то, проще поменять исходные данные, чем исправлять итоги, - пожал Ренард плечами, внимательно глядя на своего детектива.
– Не надо, - выпрямился Гриффин. – Я попробую вправить Нику мозги, а если не получится, то просто подожду, как вы и говорите.
– Тогда сегодня и завтра предоставь его себе, пусть успокоится. Тем более, что сегодня тебе тоже надо быть на рауте, а завтра Беркхард переезжает.
– Спасибо, капитан, - уже собираясь выйти из кабинета, улыбнулся Хэнк, но его остановил жест Ренарда, показывающий задержаться.
– И Хэнк… для душеспасительных бесед у нас есть штатные психологи, которые получают за это деньги. А теперь можешь идти.
Гриффин вывалился за дверь, почти видя перед собой отсвет своих полыхающих от стыда ушей. Будто отчитала строгая гувернантка за то, что дергал за косички понравившуюся девочку в песочнице. Ник ему за это еще ответит…
***
Ник пришел один. В хорошем костюме, чисто выбритый, успокоившийся и оттого – улыбающийся, он притягивал к себе немало взглядов. Причем, не только женских.
Сидя за столиком вместе с Хэнком, тем самым Фальконе с его супругой и еще одним шапочно знакомым детективом из соседнего отдела, Ник похлопал речи комиссара, потом, намного искреннее – речи капитана. Весело пообщался с соседями по столу, затем технично исчез где-то в толпе, мелькая то тут, то там. И каждый раз возле него обнаруживалась новая девушка, которой он ослепительно улыбался. Успокоенный, Хэнк решил, что имеет право расслабиться, и предоставил напарника себе. Так что, когда через какое-то время он не смог обнаружить Ника, то только головой покачал и обратил внимание на брюнетку возле банкетного стола, которая уже несколько раз весьма многообещающе смотрела на него.
А то, что нигде нет капитана… Может, вышел?
***
Сидя напротив удивительно красивой при неярком свете в дорогом ресторане девушки, Монро влюблено смотрел на Розали и думал, что он никогда не посмеет… не сможет… она откажется… ну, а вдруг?
***
Опустив голову на сложенные на руле руки, Ренард пытался заставить себя принять человеческий облик, вновь завести машину и поехать домой. Ему нечего делать здесь, на тихой улочке, возле дома, в котором для него места нет. Как нет для него места рядом с тем, кто не задумываясь убьет его, и не столько за то, кто он есть, а за обман. И что надо преодолеть гордость и попросить помощи, чтобы уничтожить то безумие и сжигающий изнутри жар после злополучного поцелуя. Тот рисунок, те взгляды и прикосновения… они ничего не значат, это просто привычки Гримма и самого Ника.
Но
Дверь открыл Ник, одетый в брюки от костюма, ослепительно белую рубашку, а на шее вокруг расстегнутого на три верхние пуговицы воротника висел развязанный галстук. Внимательно смотря в потемневшие глаза своего капитана, Беркхард чуть склонил голову и сделал шаг назад, отпуская ручку двери. Будто притянутый магнитом, Шон сделал шаг через порог, отчетливо понимая, что он был роковым. Но ему было уже плевать на все. В сумраке полутемного дома покорно склоненная голова Гримма будила самые дикие инстинкты, которые брали верх над всеми доводами разума. А Ник будто не понимал, не чуял своим гриммовским существом, подняв блестящий взгляд на Ренарда, что едва ли не буквально подставляет мягкое беззащитное горло под клыки хищника. Шон почти чуял на кончике языка, как медленными, тягучими ударами бьется пульс под тонкой кожей.
Будто имея глаза на затылке, Ник продолжал пятиться по направлению к лестнице на второй этаж, успешно огибая нагромождения коробок, в которые уже успел упаковать свои вещи. И точно так же, соблюдая дистанцию в два шага, на него медленно наступал Шон, не давая ему отвести блестящий взгляд, полный понимания, что случится, как только капитан сделает эти два шага.
Это странное движение продолжилось вверх по лестнице. На перилах внизу осталось висеть бежевое пальто Шона. Где-то на середине лестницы упал пиджак. На площадке второго этажа змеей свернулся галстук. Дойдя таким странным манером до спальни, оба замерли, как перед прыжком в ледяную воду. И первым в эту пропасть сорвался Ник: приподняв голову и закрыв глаза, он отдал себя во власть той тьмы, что сейчас незримо для других расправила свои крылья. Потребовался всего один широкий шаг, чтобы сократить дистанцию между ними. Запустив руку в короткие пряди на затылке Ника, Шон крепко сжал пальцы, оттягивая голову назад и накрывая его губы жадным поцелуем. Будто получив негласное разрешение, Беркхард отмер и увлеченно включился в процесс.
Не разжимая кулака, свободной рукой Ренард начал лихорадочно сдирать с Ника рубашку, не обращая внимания, как горохом сыпятся по полу оторванные от нее пуговицы. Потянув за воротничок так, что чуть его не оторвал, Шон попытался стянуть рубашку с плеч Ника одной рукой, но ему помешал сам Ник, который пытался все это время расстегнуть пуговицы уже на рубашке капитана. Тех нескольких секунд, на которые они прервали поцелуй, чтобы чуть отдышаться хватило, чтобы избавиться от верхней одежды.
От прикосновения кожи к коже обоих перетряхнуло так, будто ударило током. Первым не выдержал и сдался Беркхард, прервав очередной поцелуй и откинув голову назад. В тишине пустого дома раздался первый сдавленный стон. Решив, что горло вполне неплохая замена губам, Шон тронул поцелуем скулу, щеку, впадинку под ухом, точку бешено бьющегося пульса, но когда коснулся губами того места, где шея переходит в плечо, не выдержал и сорвался, потакая своим инстинктам – мягкое прикосновение губ сменилось острой болью укуса. Метка. Клеймо принадлежности, что будет сходить долго и напоминать, кто кому принадлежит.
Ник уже давно не старался сдерживать свои стоны, ему некого было стесняться, он никому не изменял и был вправе сам решать, с кем ему спать. Поэтому сейчас он пытался расстегнуть неподатливую пряжку ремня и тем самым мешал Шону, пытающемуся сделать то же самое. Не выдержав такого издевательства, Ренард нашел в себе силы оторваться от желанного тела на время, достаточное, чтобы уронить Ника на разобранную постель и быстро избавить их обоих от остатков одежды и белья.
Ника приподняло над кроватью дугой, когда недавний сон обернулся реальностью: тяжелое, горячее тело, прижимающее его к постели; твердое бедро, вклинившееся между ног; руки, оказавшиеся куда более настойчивыми и умелыми, чем во сне – этого оказалось так много, что он едва не кончил, как подросток, от одних только ощущений. Вовремя отследивший его реакцию Шон едва успел опустить вниз руку и пережать давно уже находящийся в полной боевой готовности член. От прикосновения к столь чувствительной части тела ощущения стали настолько интенсивными, что переходили все грани разумного. Пытаясь избавиться от чувства, что ему стало малО собственное тело, Ник попытался выскользнуть из-под Шона, чтобы получить хоть каплю передышки, но у него не получилось.