Студенты. Книга 1
Шрифт:
Поезд подъехал к перрону почти по расписанию, без десяти четыре. На задней площадке последнего вагона вся их бригада из пяти человек была наготове. Пятым в последнюю минуту присоединился Юрка Андреюшкин, здоровенный парень, немного заикающийся, но неимоверной силы: мог одними руками гружёную машину сдвинуть. Он недавно вернулся из армии и работал на путях молотобойцем, вколачивал в деревянные шпалы костыли. Один удар — один костыль. На спор мог выпить десять кружек пива одну за другой, не отрываясь, и ещё много чего…
Самый интеллигентный из них — Пашка Пронин — весело
— Звёздный состав 207-го разъезда в сборе!
— Значит, так, — начал Мишка Резунов, обращаясь к Савве. — Ты идёшь к ним, мы сзади за тобой, чуть поодаль. Так, невзначай приехали парни пивка попить. И к головному буфету пойдем. Там около него остановимся покурить, обстановку оценим. Ты начинаешь разговор, и если что, даёшь знать. Ну, хоть рукой почеши затылок — это значит наша подмога нужна. Мы в один миг будем там. Понял?
— Хорошо, — согласился Савва.
Все замолчали. Поезд мягко подошёл к перрону и остановился.
— Ты сходи один, а то за тобой наверняка следят. А мы чуток попозже, — хлопнул Мишка Савву. — Удачи тебе!
— К чёрту! — бросил в ответ Савва и соскочил на перрон.
Последний вагон остановился почти напротив места встречи. Длинное одноэтажное здание, обшитое вагонкой и выкрашенное охрой в тёмно-коричневый цвет, как и все железнодорожные сооружения тех лет, носило странное название «головной буфет» скорее из-за своих размеров: по сравнению с другими такими железнодорожными строениями ОРСа оно выглядело флагманом на фоне мелких магазинчиков и ларёчков. Савва, не оборачиваясь, быстрой походкой спортивного парня направился к зданию буфета. Подойдя к высокому крыльцу, остановился и осмотрелся. Кроме двух подвыпивших и обнимающихся друг с другом мужиков поблизости никого не было. Савва взглянул на часы: ровно четыре. «Где-то тут, видимо, наблюдают», — сделал вывод Савва и неторопливо стал подниматься на крыльцо. В это время раздался свист — так свистят, когда хотят себя обозначить. Савва на минуту замер и обернулся. Свист повторился. Свистели из-за разросшихся кустов акации привокзального палисадника, заканчивавшихся как раз напротив буфета.
Палисадник был со всех сторон по периметру обсажен акацией и считался святым местом для работников станции. Чужаков туда не пускали: железнодорожники отдыхали в тени во время летней жары, располагаясь вокруг небольшого фонтанчика. В любое время года после получки или аванса они «вспрыскивали» эти события стаканчиком водки и кружкой пива. Савва раза два бывал там с отцом ещё ребёнком, а просто так ходить туда не рекомендовали никому. За это можно было по шапке получить, да и относились в то время к железнодорожникам с почтением: полувоенная форма с нашивками, фуражки, кители, да и заработок выше, чем везде. Создавали тем самым своеобразный ореол рабочей элиты.
Савва оглянулся и увидев, что его группа поддержки, болтая и смеясь, подходит к буфету, смело шагнул вперёд, перепрыгнул через невысокий штакетник и нырнул в кусты. За кустами около уже не работающего фонтанчика его ждали трое, знакомым был один — Алик Русан. Он был в чёрной кожаной куртке с поднятым воротником и в больших чёрных
Начал разговор Алик Русан:
— Пришёл, значит, не струсил? Хорошо. Один?
— Пока один, — ответил спокойно Савва, хотя сердце его трепетало так же часто, как строчил пулемёт.
— Ты должен возместить ущерб Витюхе пятьсот рябчиков, и ещё пятьсот нам, за урегулирование конфликта. В общем, штука с тебя, парень, — перешёл к делу Русан.
— За что? — вырвалось у Саввы.
— Было бы за что, мы бы тебя уже давно прикончили, — ответил с ухмылкой Алик.
Дидя тоже осклабился лишь губами. Лицо третьего оставалось абсолютно застывшим, со злым выражением чёрных колючих глаз.
— Ах да, я тебя не познакомил. Это, — Алик показал на парня с разбитыми губами, — как ты, наверное, догадался, Витёк. А этот, — он кивнул на высокого худого мужика, — наш кореш Вагоб из Питера. Сюда приехал по делам, но специально пришёл посмотреть на фраера, который лучшего спортсмена зоны разделал под орех.
И он басисто рассмеялся.
— Да ладно ты, Русан, зубы-то скалить, — прошипел со злостью Дидя. — Если бы не ты, пришил бы его, сучонка, на следующее утро.
Он матерно выругался, хотел ещё что-то добавить, но Алик резко одёрнул его:
— Цыц! Не тебе меня учить, как правёж вести. Сказано — замётано, — продолжил уже спокойно Алик.
— Да откуда у меня такие деньги? — ответил, сохраняя спокойствие, Савва.
— Это не наше дело. Ты ввязался во взрослые игры — плати по счетам, — как бы подытоживая встречу, хрипло проговорил Русан. — Даём тебе три дня. Чтобы через три дня к семи вечера вот так же, здесь, передал моему человеку штуку. Кто будет деньги брать — сообщу накануне. Свободен.
— Нет, погоди! Погоди! — вдруг снова вскипел Дидя. — И уговор насчет бабы!
Алик поморщился:
— Да, чуть не забыл. Ты девку оставь, не по себе сук рубишь. Усёк? Ну, покедова.
И Русан повернулся спиной к Савве, приглашая своих друзей идти с ним. Но в это время Савва вдруг решительно схватил Алика за плечо:
— Погоди!
— Что так?
Резко и пружинисто Алик сбросил руку Саввы с плеча, и в левом рукаве куртки что-то щёлкнуло. Савва опустил глаза и увидел лезвие ножа, выскочившее из чёрной рукоятки. Алик поднял нож, поднес к лицу Саввы и тихо, но твёрдо произнёс:
— Я не Дидя. Шутить не привык, — и снова защёлкнул лезвие в рукоятку. — Что хотел? Говори!
Савва судорожно сглотнул слюну.
— Вероника сама решит, с кем ей дружить. А во-вторых, я же сказал — нет у меня тысячи рублей, и взять негде.
— А корова в доме есть? — спросил опять с ухмылкой Алик.
Видно, нравился ему этот ершистый парень: вот бы себе в помощники такого.
— Корова? — удивлённо переспросил Савва. — Есть.
— Пусть родичи продадут. Вот и деньги, — уже со смехом прибавил Алик.