Студзянки
Шрифт:
— Привет, пять танков! Могучая сила, мощь! — приговаривал он, помогая размещать танки в саду и между хатами. — У меня взяли 1-ю роту, бросили куда-то в лес. А теперь «Геринг» не страшен.
Примерно через час после занятия позиций поручник Петкевич из машины 213 показал Ольшевскому тучу дыма над лесной сторожкой Остшень. Несмотря на то что отсюда до нее было с километр, они услышали крики и взрывы. Из-за пыли и дыма казалось, что по полю мчится танк. Что за черт? Может, Корняк выбрался из болота, заблудился, перепутал дорогу и черти его туда понесли?
— Нелегко будет выкрутиться, —
На всякий случай две машины с левого фланга, которым сподручнее, по приказу Ольшевского выпустили по пять снарядов беглым огнем, чтобы прикрыть отход танка. Казик надеялся, что ему удастся повторить такую же штуку с фланговым огнем, но даже и не предполагал, как нужны для этого осколочные снаряды.
Эдвард против «фердинанда»
Танк 225, случайно переправленный вместе с 1-й ротой, когда отъезжала группа Ольшевского, стоял несколько сбоку. Хорунжий Грушка сначала решил ждать своих, но затем ему пришло в голову, что, поскольку этих срочно бросили в бой, положение стало, видимо, угрожающим. Очевидно, на счету каждый танк, и, может, даже будет нечестно ждать 2-ю роту. В конце концов не так уж важно, какая цифра стоит у него на башне.
Только секунду он колебался, а потом устроил короткое совещание с экипажем. Все были согласны: нечего ждать, когда другие сражаются. Водитель, сержант Казик Дубелецкий, сказал:
— Я домой тороплюсь, а дорога только там проходит…
Все хорошо знали, что его дом — это Варшава, где он родился, вырос, окончил механический техникум, да и для всех остальных она также была родным домом. Надо было срочно ее спасать, тем более что два дня назад они узнали о Варшавском восстании.
Поэтому они, не спрашивая ни у кого разрешения, на полном ходу поехали по свежим следам других танков.
В Выгоде дорога совсем была разъезженной. Несколько западнее неожиданно разгорелась перестрелка, совсем близко начали рваться тяжелые снаряды. Захлопнув люки, танкисты решили переждать огонь около придорожного креста. Их было четверо, и, сидя в танке, оторванные от командиров взвода и роты, без пехоты, они почувствовали себя одинокими. Закурив, прислушивались к грохоту осколков по броне.
Перестрелка прекратилась, и сразу же кто-то постучал по броне. Оказалось, что это — связной из штаба полка, от подполковника Рогача. Он передал им приказ явиться в распоряжение командира гвардейского батальона и сел к ним на броню, чтобы сопровождать.
В лесном штабе погостили недолго. Советский командир (скорее всего, капитан Ткалунов из 1-го батальона 142-го полка) объяснил, что речь идет об овладении лежащей на высотке лесной сторожкой. Просекой на левом фланге пойдет один танк, их же машина — на правый фланг, а в центре ударят двадцать пехотинцев.
— Сколько? — Грушка решил, что ослышался.
— Двадцать, — повторил тот и добавил с ударением: — Почти вся рота. Сигнал получите по радио.
Сержант из штаба батальона отвел их на исходные позиции. По пути увидели догорающий танк. Сержант указал рукой и сказал:
— Ваш. Из 1-го полка.
Метров через сто они остановились за деревьями.
Грушка и Дубелецкий вышли из машины, пробрались к опушке леса. Сержант показал им лесную сторожку: около аллеи из елочек на высотке виднелась труба и крыша не то коровника, не то риги. Сержант ушел, пожелав им удачи. Через стерню на пригорке проходили свежевырытые окопы, а несколько дальше, за скирдами хлеба, торчали стволы немецких минометов. После каждого выстрела сверкал огонь, низко стелилась пыль от взрывной волны. Пока решили батарею оставить в покое, чтобы не обнаруживать своих позиций, и уничтожить ее, как только будет дана команда двигаться.
— Был сигнал? — спросил Грушка, когда они возвратились в машину.
— Еще нет, —ответил Володя Иванов, молоденький русский радист, который пришел к ним прямо из школы.
— Сам послушай, — добавил капрал Лодыня. — Такая кутерьма в наушниках, что трудно схватить.
Грушка надел шлемофон. Эфир оглушил шумом, треском и людскими голосами, выкрикивавшими позывные и шифры. Черт возьми, может, уже был приказ, может, пехота пошла, а они сидят в укрытии, и там нет поддержки!
Слева в лесу он услышал длинные очереди и, уверенный, что это пехота уже пошла в наступление, приказал:
— Двигаемся. Жми на всю железку, Казик, а ты, Адам, заряжай осколочным.
Дубелецкий плавно тронул машину с места и прибавил скорость. Едва они выехали из-за деревьев на ржаное поле, танк пошел еще быстрее.
Эдек шепотом ругался, потому что сломанная ветка попала в смотровую щель и закрыла прицел. Однако он поймал в прицел скирды ржи, где стояли минометы, и на полном ходу пустил один за другим четыре снаряда, а очередями прочесал окопы. Слышна была трескотня пулемета: это Володя тоже не терял времени.
— По нас бьют из сарая в лесу, — доложил Лодыня.
Ветка упала, хорунжий увидел через прицел вспышку будто бы из-под соломенной крыши и с облегчением подумал, что те, хотя и стреляют с места и на небольшое расстояние — всего на триста метров, однако два раза позорно промазали. Не играя с судьбой, он поднял ствол орудия и рубанул по коровнику, или риге. Снаряд попал в крышу, она дрогнула, а потом, объятая огнем, рухнула.
Дубелецкий гнал машину, как на гонках, и вдруг Грушка прямо перед собой увидел песчаный бруствер и выпрыгивающих из него гренадеров, бросающих гранаты. Машину бросило вниз, вверх, в сторону: это механик прогладил окопы, раздавил гусеницами пулемет.
После этих рискованных прыжков, которые они делали в клубах пыли, поднятых гусеницами и взрывами ручных гранат, они ничего не видели. В прицелах и смотровых щелях мигали то земля, то небо. Не видели они также, как стены сарая около лесной сторожки рассыпались и из-под них выполз «фердинанд», накрытый горящей соломенной крышей. Он еще двигался, но его уже всего охватило пламя, и он вспыхнул как факел.
Когда выехали на ровное место, Эдек, направив орудие в сторону группы бегущих немцев, нажал спуск, чтобы разнести их снарядом, и вдруг у него в глазах потемнело. От выстрела вздрогнула вся машина и повернулась башня.