Ступеньки в прошлое
Шрифт:
— А почему все они имеют по два звания, тот же Беккер: и бригадефюрер СС и генерал-майор войск СС?
— Есть организация СС (от слова Schutzstaffel — охранные отряды) с иеерархией в 24 звания: от обершютце (низшее) до рейхсфюрера СС Гиммлера, возглавлявшего ее. И есть войска СС, где присваивались армейские звания. Знаю, что самым низшим было штурмман СС (рядовой), которое вроде приравнивалось к званию ефрейтор в войсках вермахта….
— Сколько всяких тонкостей напридумывали эти немцы, — говорит Старик. — Ладно — главное, пока мы на правильном
— Мы стоим на верном пути! — вдруг патетически провозглашаю я.
Старик удивленно смотрит на меня.
— Мы стоим на верном пути! — с той же интонацией повторяю я.
Удивление Старика нарастает.
— Мы стоим на верном пути!
После третьего моего восклицания Стрик уже немного в замешетельстве. Он, с участливым выражением — мол, не перегрелся ли, ты, часом, открывает рот, но я его опережаю и громко кричу.
— Мы стоим! — здесь я притормаживаю и назидательнейшим тоном произношу, — А, надо — идти!
Старик балдеет, ему нравятся такие примочки.
Долго и от души смеемся. Стараемся такие отдушины делать почаще — ремесло кладоискателя, местами, дело нервенное.
— Удивительнее всего, — отмечаю я, — что в очень обстоятельной книге «Инженерные войска в боях за Советскую родину» об этих укреплениях ничего не упоминается. А ведь инженерным силам и саперам там самое место, где посмотреть, да покопаться….
— Может, засекречено было сразу после войны, — предполагает Старик.
— Вполне возможно, — соглашаюсь я.
Обсуждаем проект дальше. Называем его «Дождевым червем». Уточняем еще ко-какие тонкости….
Все. Детали и мелочи обговорены. Маршрут намечен. Минск-Брест-Варшава-Познань-Сквежина.
Не буду утомлять читателя подробностями нашей поездки. тем более, что ничего особо интересного в пути не произошло. Скажу лишь, что дорога, по которой мы ехали, не хуже наших по покрытию и гораздо лучше по сервису.
Ехать в джипе по такой дороге — одно удовольствие. И я, сменивший до своей первой, не самой лучшей, иномарки, несколько моделей «Жигулей», начиная от «копейки», прекрасно это ощущаю.
Говорю о своих впечатлениях Старику.
Он ошарашивает меня своим ответом.
— Один из директоров компании «Дженерал моторс», — с хитрой ухмылкой вещает он, — сказал так: «Завод, который делает автомобили за 5 тысяч долларов, и они, при этом, еще могут и ездить — это очень хороший завод».
Смеемся. Погода стоит чудесная. Солнце с легкой облачностью….
«Skwierzyna» — гласит указатель перед въездом в город типично немецкого облика.
— Сквежина, — буднично говорит Старик, — сейчас надо найти нашего заботливого внука….
Заботливый внук оказывается очень улыбчивым толстым и бородатым поляком, одетым в джинсы и пеструю рубашку, типа распашонки. На вид ему под пятьдесят.
Старик раскидывает руки и двигается к поляку с намерением дружеских объятий.
О, ще…, - начинает он и спотыкается на этом слове, видя реакцию толстяка.
— О, только не это, — бородач
Старик останавливается в недоумении, с дурацки разведенными руками и приклеенной улыбкой. Я тоже не понимаю, в чем дело. Поляк боится мужских объятий? Считает, что за этим последует обязательный и долгоиграющий брежневский поцелуй?
Толстяк сразу же развеивает наши сомнения. Он сам обнимает Старика и довольно увесисто хлопает его по спине.
— Понимаете, шановные панове, — возмущенно произносит он, — весьма обидно постоянно слушать предположения о возможной гибели своей родины.
Мы со Стариком недоуменно переглядываемся.
Бородатый толстяк спешит ко мне и дружески похлопывает по моим плечам, слегка обнимая руками.
— Судите сами, — объясняет поляк для тех, кто не понял или сидел в последнем ряду, — отчего-то каждый из граждан бывших советских республик начинает общение с нами, поляками, именно этой фразой: О, ще польска еще не сгинела? Но почему это моя Польша должна погибнуть? Мне это непонятно и удивительно….
Я украдкой смотрю на Старика и, по его несколько смятенному виду, угадываю, что он собирался поприветствовать встречающего, аккурат этим бравым предложением.
— Даже туркмен приезжал весной, заключать договор о поставке газового оборудования, — продолжает обидчиво поляк и тот: О, шшчэ, пульска ашчэ нэ сгынэла, — передразнил он неведомого посланца великого туркменбаши. — А, с чего бы Польша должна гибнуть? Наоборот….
Я смущенно кривлю губы в улыбке. Как раз это словосочетание было и моей нехитрой домашней заготовкой — порадовать поляка познаниями в польском языке. А, тут — вон оно что….
Вспоминаю сразу же и откуда оно всплыло и запомнилось. Во времена моей молодости по телевизору шли очень популярные польские сериалы: «Четыре танкиста и собака» и «На каждом километре». В первом отчаянные польские солдаты громили немцев. А, во втором — отважный польский разведчик (поручик или капитан Клосс) дурил и водил за нос тех же немцев. А наши солдаты всегда приветствовали своих польских союзников, именно этой фразой. Тогда Польша, действительно, была полностью оккупирована и находилась на краю гибели. Вот она и приклеилась, эта фразочка. Естественно, жизнерадостному толстяку вопрос: «жива ли Польша?» и обиден и непонятен. Тем более, что наши бывшие совки, оказывается, всегда с него и начинают общение….
Несмотря на свой весьма легкомысленный вид, бородач страшно деловит. У него уже все готово к нашему приезду. Некоторое время они со Стариком оживленно щебечут на польском языке, с обилием шипящих и свистящих звуков, а потом ударяют по рукам.
— Вшистко едно пшепадать, бешт тэго дъябла! — азартно говорит Старик.
Поляк просто расплывается в улыбке.
Не ручаюсь за точность воспроизведения фразы, но смысл ее, в переводе на русский такой: «А, все равно пропадать, черт возьми!»