Ступеньки

Тарабанов Дмитрий

– Я слышал о твоих неприятностях. Прими мои сожаления.

– Да все путем, - отмахнулся Ник. Он подсел ближе и осторожно извлек из сцепившихся на рваном переплете пальцев книгу.
– "Сту..." - Две промежуточные буквы были стерты. В восстановлении надписи помогла иллюстрация с двумя карикатурно уменьшенными в пропорциях людьми: большие круглые головы, короткие конечности, подстреляные майки и шорты. Наверняка, прихоть художника. Протест против длинноногих и большеглазых (обязательно с тремя кругленькими бликами на радужке) девочек

в пачках и с косичками до пят, как в "Мореходной луне".
– "Ступеньки".

Имя автора ему ничего не сказало. Ну, разве что тезка: Николай. И странная, традиционная приписка, ничего не значащая: Носов.

– И как - интересно?

Кир повернул голову и глянул на Ника так, словно тот спросил, мокрая ли в луже вода.

– Странно.

– Про любовь или про убийства?
– допытывался Ник, потеряв к книге интерес.

– Про наказание, - так же коротко ответил Кир.

– Наказание за что? За излишнюю любовь или за нечестное убийство?

Кир вздохнул, недовольно так, с упреком за то, что Ник не придавал его словам важности, - и покачал головой:

– За проявление самостоятельности.

– Что же в этом плохого?

– Я сперва тоже не мог понять, что именно, потом попытался думать как взрослые из того мира - и понял.

– Взрослые? Профессия?

– Похоже. Скорее, образ жизни, стечение обстоятельств, этап существования, - Кир немножко разговорился, двигать диалог стало проще. Антоним слова дети.

Ник откинулся на спинку скамейки - та оказалась влажной от росы, и холодная, не высушенная солнцем, мокрота проступила сквозь рубашку, коснулась спины. По коже пробежали мурашки.

– Кажется, я понимаю. Я и Анна - взрослые, а Рита, наша дочь, ребенок. Потому что ребенок во множественном числе - дети...

– Нет!
– Кир резко оборвал ход его мыслей. Брови его столкнулись над переносицей, губы дрогнули, будто вот-вот с них сорвется: "Никогда больше так не делай!"

Ник смолк. Фразу, которую он предугадал, он не мог нигде слышать и сам ее не произносил. Было в ней что-то болезненно-тупое, одним толчком пресекающее путь к развитию, но даже Анна не сказала бы ее человеку, который ее недавно убил... Стоит запомнить. Все сгодится для писательской мельницы, а фраза станет украшением любого сиквела.

– Почему?

– И тебе, и Анне, и Рите - столько же лет. Мы все одногодки.

– Разве может быть иначе?

– У них - может. Более того, у них это в порядке вещей. А рождение людей в один день и даже год - совпадение. Чудо. Понимаешь?

Ник хмыкнул и покачал головой:

– И что это им дает?

– Взрослых и детей. Они объединяются в семьи с правилами внутреннего распорядка.

– Семьи есть и у нас.

– Другие!
– Кир напрягся, на его лбу отчетливо проступили бороздки. То, что удерживает Риту у вас с Анной, там называют игрой в "дочки-матери". Всего лишь игрой. Как в теннис или бильярд.

Ник вспомнил, с каким азартом

его семья загоняла вчера разноцветные шары в лузы. Каждый удачливый шар женщины встречали дружескими, по-семейному теплыми обнимашечками.

– Там дети - носители генетической информации своих родителей, продолжил Кир.
– Они похожи на своих родителей, как... Как Ольга на героиню, которую она играет в мультике "Белоснежка". Прости, может, это не совсем подходящая аналогия, но она...

– Наглядная, - закончил Ник, вспоминая жгучую длинноволосую брюнетку, мелькающую нынче только в роли второстепенных персонажей.
– И как это достигается?

– Путем Рождения.

Ник нахмурился.

– Как ты родился?
– спросил Кир с кривой, заговорческой усмешкой.

– Меня нашли в капусте, - с готовностью ответил Ник.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто... знаю, - Ник сглотнул. Глупый вопрос.

– А почему уже тридцать три года в капусте никого не находят?

– Неурожай, наверное, - Ник дернул плечами.
– А тебя принес аист.

Кир, поморщившись, кивнул.

– Анну купили в магазине. Рита - свалилась с Луны. Наверное, поэтому она такая неразговорчивая, - Ник внезапно погрустнел.

– Тридцать три года на капустных грядках неурожай, у аистов ограниченная грузоподъемность, в магазине - дефицит детских товаров, а на луне перевелись лунатики, - подвел итог Кир.
– Так что ли?

– К чему ты клонишь?

– В книгах оттуда, - он почему-то показал пальцем вверх, - этот вопрос утаивается, объясняется Рождение точно так же, капустами и аистами, но взрослые над этим смеются! Значит - врут.

– Ты нашел разгадку?

– Думаю, что нашел. Но люди здесь делают это каждый день - а результата никакого.

– Значит, ты ошибся, - вздохнул Ник.

На бетонную площадку в двадцати метрах от скамейки трое музыкантов выволокли аппаратуру. Не утруждая себя соединением штекеров и проводов, в беспорядке разбросанных по полу еще с прошлого концерта, они выстроились в клин и принялись музицировать. У всех троих были яркие изогнутые наподобие женских фигур гитары - с редкими серебряными струнами, некоторые из которых болтались, потеряв натяжение. Из динамиков полилась приятная музыка. Потом откуда ни возьмись вышла накрашенная до неузнаваемости женщина и стала подпевать. "Оставив незаконченный роман в парке на скамье..."

– Я знаю этого Музыканта, - сообщил Ник.
– Он раньше был Фотографом. Игорь, кажется...

– А я знаю эту песню, - отозвался Кир.
– Но это не его песня. Эта песня оттуда, - он снова сделал странный жест в небо.

– Брось, - по-дружески попросил Ник.

– Не получится. Слишком много знаю.

– Ну так расскажи! Я пока даже четкого объяснения Рождению не услышал.

– Пойдем, - Кир поднялся.
– Поговорим наедине.

– Ты боишься музыкантов?
– удивленно усмехнулся Ник.