Стяжание Духа Святаго в Путях Древней Руси

Концевич И. М.

Вокруг Максима группировались лучшие и просвещенные люди того времени, их было немало в начале царствования Иоанна IV. Под его влиянием были Сильвестр и Адашев, святитель Герман Казанский из "светла рода Полевых", князей смоленских, отказавшийся от Московской митрополии, В. Тучков, написавший житие Михаила Клопского и многие другие. Разгромив русскую жизнь и культуру, Иоанн Грозный не дал взойти в полной мере всходам, посеянным рукой преподобного Максима. Но бежавшие на Запад его преданные ученики, игумен Артемий и Курбский, много там сделали для русского просвещения и защиты Православия. Курбский изучил латинский язык, чтобы перевести на славянский язык святоотеческие книги, на которые ему указывал Максим. Влияние Максима сказалось на работах Стоглавого собора и на Судебнике И. Грозного, как и на просветительных трудах митр. Макария, влияние это было подобно светящемуся следу от метеора, прошедшему по духовному горизонту русского неба, по выражению его историка (Денисова).

Духовный облик М. Грека связан с Афоном. Современные москвичи недаром величали его "преп. Максимом, Новым Исповедником". В творениях своих М. Грек касается православной аскетики согласно

пониманию Святых Отцов. О человеке он говорит: "Прах и пепел, смешанный с малою долею воды, но хранящий в себе Божественный дух, подобно как раковина хранит жемчужину". Преп. Максим касается и духовных созерцаний: "Будучи жизнью и мыслью, о душа, — говорит он, — ты обладаешь бессмертием и потому можешь познать свой Первоисточник, Коего образ носишь в себе". "Красота внешняя и телесная обманчива и скоропреходяще, она препятствует стяжанию красоты духовной", и Максим дополняет: "Возжелаем пламенно красоты Богоподобной"... "Мы должны подражать природе шестикрылых". Максим говорит о Боговдохновенности Святых Отцов, о том, что им Бог открывал скрытый смысл священных текстов и с помощью "духовных лопат" им был дан дар откапывать сокровенный в них таинственный смысл. В последние годы своей жизни Максим говорит и о себе в послании к митр. Макарию: "Я был наставляем и укрепляем благодатью божественного Параклита достопоклоняемого". На стенах узилища своего с помощью угля начертал преп. Максим канон Святому Духу так же, как некогда и Савонарола писал в тюремной обстановке молитвенное обращение к Святому Духу. Но у последнего вышел поэтический вопль истерзанной души, тогда как канон Максима — лишь смиренное молитвенное воззвание византийского монаха'.

Преп. Корнилий Псковский (1570 г.). "Имя преп. Корнилия, — говорит житие, — рачительного хозяина, строгого подвижника и просвещенного человека, было известно в то время на Руси. У него бывал известный своею книжностью игумен Артемий, у него постригается Вассиан Муромцев, ученик Курбского. У него часто бывает и сам князь Курбский". Преподобного нельзя отнести к типу созерцателя: это суровый подвижник и мученик. В писании (давно утерянном) он перечисляет бедствия, наведенные Иоанном Грозным на русское царство: "Мятеж и нестроение в Российской земле и разделение царству и крамолу, и смерть, и людям переселение, и имений отнятие, пожары великие по градам и мор, и глад, и нашествие иноплеменных". Мученическая кончина преподобного последовала на 69-м году от рождения. "От тленного сего жития земным царем Грозным предпослан к Небесному Царю в вечное жилище".

Филипп Митрополит Московский (+ 1569 г.), — величавый образ XVI века, мученик и великий стоятель за Правду Христову. "Подвиг митрополита Филиппа дает настоящий смысл служению сопастырей на Московской кафедре Успения Богородицы: св. Алексия и св. Гермогена. Один святитель отдал труд всей жизни на укрепление государства Московского, другой самую жизнь, обороняя его от внешних врагов. Св. Филипп отдал жизнь в борьбе с этим самым государством в лице царя, показав, что и оно должно подчиняться высшему началу жизни". Таково значение его подвига. С точки зрения нашей работы, нас интересует остающееся в тени лицо святого, как безмолвника и созерцателя. Ибо, не будь этой внутренней подготовки, личность святого не была бы окружена таким ореолом беспорочного кристального сияния. Здесь мы не видим господства страстей. Нет ни единого диссонанса. В этом разница с патриархом Никоном — тоже пострадавшем, защищая независимость Церкви. Но история дает нам образ его с его слабостями и недостатками, которые были тоже отчасти виною его злостраданий... Но не то Филипп.

Феодор Колычев покидает мир, а с ним и должность свою при московском дворе 30 лет от роду. В Соловки он приходит приблизительно в 1538 г. "Феодор не пожелал открыть своего мирского звания ради смирения и прошел обычный суровый путь монастырского трудничества: "дрова убо секий и землю копая в ограде (огороде) и каменье пренося, овогда же и гной (навоз) на плещу своею носяща". Приходилось ему переносить испытания и более тяжкие для его смирения: "многажды уничижаем и бием от неразумных", не гневался и с кротостью переносил все. Через полтора года пострижен и наречен Филиппом. Но "ангельский образ не отменил его тяжелых трудов. Филипп нес послушание сначала на поварне, потом на пекарне, рубил дрова, носил воду, топил печи. Эти годы он находился в послушании у иеромонаха Ионы "дивного старца", который в юности был учеником преп. Александра Свирского, тогда уже прославленного. Иона учил Филиппа всему монастырскому и церковному уставу, пока ученик его, постигнув литургическую науку, не был поставлен экклисиархом-наблюдателем за чином Богослужения".Любовь к своему старцу Филипп сохраняет в течение всей жизни и даже в смерти желает покоиться рядом с ним: при постройке Преображенского собора, он сам ископал себе могилу рядом с могилой для старца, в которую и был положен "лета 7076 (1568) инок Иона Шамин" — его старец. Пройдя путь внешней аскезы, инок Филипп вступает в следующий этап духовной жизни — созерцательный подвиг. Он уходит в лесную пустыню: "тамо к Богу ум возвысив, в молитвах упражняшеся". В этом уединении отшельник провел "не мала лета". Потом вернулся к обычным трудам. Состарившийся игумен пожелал передать Филиппу бремя своей власти. В 1540 г. Филипп рукоположен в Новгороде в священный сан и возведен в игумены. Однако, вернувшись, он не сразу заменил прежнего игумена, который остается еще некоторое время у власти. Филипп использует это обстоятельство и уходит в затвор. Это поможет ему перед началом своего общественного служения достигнуть полной внутренней собранности подобно тому, как Христос 40 дней провел в пустыне перед своим выходом на проповедь. Мы знаем, что упражнение в безмолвии дает подвижнику контроль над всеми чувствами. Во всеоружии добропобедного воина и вышел он на свое многотрудное служение, когда смерть престарелого игумена вынудила его принять бразды правления. Смиренный пустынник, став администратором,

неожиданно выказывает доселе скрытые в себе черты гениальности. Все его восемнадцатилетнее игуменство свидетельствует, что он был одареннейшей натурой. Невозможно в кратких словах охватить всю полноту его кипучей деятельности. Упомянем только о постройке огромных каменных церквей, больницы и др. зданий, "пустынь" в лесах, маяков на берегу моря, подворьев в Новгороде и в Вологде, о расчистке лесов для пашни, о ведении правильного лесного хозяйства, о скотоводстве, оленеводстве, о громадных гидротехнических работах, вызывающих изумление, всевозможных мастерских, кроме того, о промышленной деятельности, солеварнях, не говоря уже об управлении большими земельными областями. Творческую свою деятельность игумен Филипп прерывает уединением в пустыне для молитвенного подвига. В 1566 г. Филипп был вызван царем в Москву, где его ожидал "белый клобук и венец мученика". Каким самоотверженным и волевым явил себя Филипп в бытность свою игуменом, такой же героической личностью останется он и до конца своего подвига. По мере хода событий духовный облик его растет и крепнет. Митр. Филипп не перестает увещевать грозного царя и наедине и всенародно, проявляя исключительное мужество и ясно сознавая, что каждым словом против действий царя и опричнины, он подписывает себе смертный приговор. Из истории мы знаем дальнейшее. Приведем лишь один характерный случай, указывающий ту высоту совершенства, на которую взошел святитель. По свидетельству Курбского: "Сие воистину слышал от самовидца, — говорит он, — с Филиппа падают оковы, и голодная медведица не смеет делать ему зла... — и обретоша его цела на молитве стояща, зверь же, в кротость овчу преложившись, во едином угле лежаща". Такую победу над тварью мы встречали уже не раз в житиях созерцательных подвижников, достигших бесстрастия. Исаак Сирский поясняет в таких словах это явление: "Смиренномудрие есть риза Божества... Посему тварь словесная и бессловесная, взирая на всякого человека, облеченного в сие подобие (смиренномудрие), поклоняется ему, как владыке, в честь Владыки своего, которого видела облеченного в это же подобие и в нем пожившего".

Сообщим одну подробность, не вошедшую в историю и касающуюся последних земных часов митр. Филиппа. Настоятель храма из села, находившегося в вотчине Колычевой, сестры митрополита, о. Алексей, вместе с своим причетником Лаврентием в самый канун смерти святого узника пришли проведать его и выразить ему общую любовь. Отпуская их, митрополит дал благословение всему роду и потомству их на веки веков до самого Страшного Суда Господня. Но при этом предрек, что они сами не преполовят и завтрашнего дня. Слова его сбылись. В летописи Тверского Отроча монастыря до последнего времени хранилась запись об этом событии: иерей Божий был обезглавлен, а причетник "биен бысть многи батоги' и повешен". Через несколько веков потомство этих мучеников: род Петропавловских и род Вытчиковых, соединился во единую ветвь. И эта вдвойне благословенная ветвь давала крепких духом церковных людей. Ими и подобными им неведомыми "миру" рабами Божиими стояла и держалась Святая Русь.

XVII век

На Западе начиная с эпохи Ренессанса (XV в.) происходит смена идеологических установок. Готический период истории (гармонический зон) сменяется временами гуманизма (эон Прометеевский. Шубарт). Бурная переходная эпоха полна великих открытий, событий и потрясений.

Не избежала духа времени и Русь. В XVII веке "равновесие было потеряно, сдвинуто с места, и самая душа сместилась". Это век сдвигов, смуты и раскола. Век заката "Святой Руси" и великой идеи "Москва — III-ий Рим".

Рассмотрим подробнее происхождение этой идеи, имевшей столь глубокое значение в русской идеологии, корнями своими уходившей в историю Древней Византии.

В те далекие времена средневековья и ранее, когда создавалась идеология Византийской Империи, жизнь была неотделима от религии. Тогда царила цельность мироощущения и миропонимания. Все освящалось Церковью: преображенному православному "государству, царству, народу вручались величайшие вечные заветы, служение, входящее в план Божественного мироправления. Оно имеет вечное значение. Поэтому власть государственная установлена Богом, она служит целям Царствия Божия и ответственна перед Богом за приведение управляемого ею народа в чистой, неповрежденной еретиками вере к порогу Царства Христова грядущего".

В этом теократическом государстве в основу управления была положена идея симфонии, или гармонического сочетания двух властей: царской и патриаршей. Каждый в своей области — царь в светской, патриарх в духовной, должны стремиться к осуществлению единой высшей цели. "Есть два великих блага — дары милости Всевышнего людям — священство и царство" (6-я новелла Юстиниана). Они дополняют друг друга: одному вверено Творцом "забота о душах", другому "управление плотью".

Императорский сан является особой формой церковного служения, Церковь освятила эту власть таинством, сообщив ей духовное значение и каноническую основу. Преподавалась особая благодать Св. Духа, та, о которой говорилось еще в Ветхом Завете. В таинстве миропомазания, когда царь помазуется "великим миром", он поставляется царем и самодержцем всех ромеев, т.е. всех христиан. "Богом помазанный" император прежде всего "должен сохранять в целости чистую веру христианскую и охранять от всех волнений состояние святой кафолической и апостольской Церкви".

"Православный "василевс" есть канонический полномочный попечитель Церкви, защитник неповрежденных догматов и всякого благочестия. Он один несет этот вселенский православный сан для других православных народов", и по Иоанну Златоусту имеет особое мистическое значение в мире, как "удерживающий" свершение той "тайны беззакония, которая уже в действии" (2 Фесс. 2:7).

Итак, империя имеет православную миссию и император и есть прежде всего символ и носитель этой миссии. Должное служение в царском сане расценивается Церковью как великий, трудный подвиг, и поэтому император может быть причислен к лику святых "именно, как император, как Богопомазанный возглавитель христианской империи".