Стылый ветер
Шрифт:
— Убежал, — улыбнулся я в ответ. — Значит, не пришёл ещё его срок. Ну, ничего, я терпеливый. А покуда, князь, твой черёд пришёл.
— Так что же, воевода, так и уйдём отсюда, матушку-царицу не вызволив?
Я горько усмехнулся, покосившись в сторону Косаря. Всем хорош сотник. И выучка у его стрелковой сотни лучшая, и и дисциплина среди стрелков для нынешнего времени отменная. Одно плохо; убитого полгода назад самозванца — горячий сторонник. Даже и не знаю, что с ним делать, когда официально «воскреснуть» решусь. А ведь ждать этого чуда
— А ты что предлагаешь, Фёдор? — нахмурил брови Порохня, разглядывая мощные стены Ярославля. — Приступом город брать? Так у них на стенах воинов поболее нашего будет. И пушек много. Все здесь и поляжем! Уходить нужно!
— А как же царица? — не желая сдаваться, затряс рыжей бородой сотник. — Нам же сам большой воевода наказ дал; государыню из плена выручить да к нему привезти.
— Бог даст, ещё выручим, — решил я успокоить бывшего стрельца, — но только не в этот раз. Не слышал разве, что князя Борятинского о нашем появлении кто-то предупредил? — кивнул я в сторону связанного городового казака, понуро стоящего чуть в сторонке. — Хорошо ещё, что Подопригора все дозоры ярославского воеводы по пути к городу вырезал и князь о том, что нас мало, не знает. Иначе сам бы уже на нас напал. Нужно уйти отсюда ненадолго, силы подкопить и в следующий раз уже нежданно нагрянуть да царицу Марию освободить.
Ага. Только не в этой жизни! Уж что, что, а освобождать эту беспринципную авантюристку, я ни за какие коврижки не собирался! С такой не договоришься. Слишком до власти жадна. Настолько, что прилюдно признает второго самозванца своим мужем и даже ребёнка от него родит. По тем временам — тягчайший грех. В общем, от царского титула эта дамочка ни за что не откажется, чтобы ей взамен не предлагали. Так Сигизмунд III, обещавший Марине Мнишек в обмен на отказ от притязаний на московский трон на выбор Самбор или Гродно, был послан далеко и на долго. А так как жениться я на полячке не собираюсь, то и меня следом за польским королём пошлют.
И в этом случае назревает закономерный вопрос; ради чего весь этот риск? Чтобы она в моём полку сторонников самозванца баламутить стала? А она станет. Наверняка попробует нас с Порохнёй под себя подмять и с таким трудом созданный мной отряд, в своих целяз использовать.
Так что мы лучше давно задуманный мной спектакль продолжим. Потопчемся немного под стенами города, убеждаясь в невозможности им овладеть (вот уже «измена» Грязнова и пользу начала приносить. Борятинский к нашему приходу успел подготовиться) и отправимся напрямую к Костроме.
— И куда ты предлагаешь идти, Фёдор Иванович? — хмуро поинтересовался Гаврила Мизинец. — Обратно к Болотникову?
— Обратно к большому воеводе можем и не пробиться, — покачал я головой. — Не слышали разве, что он от Москвы отступил? Где теперь его искать? Скорее уж мы царских воевод по пути на юг встретим. Тут нам и конец. И сами сгинем, и Ивану Исаевичу ничем помочь не сможем.
— Нужно не забывать, что большой воевода дал наказ не только царицу из Ярославля вызволить, — заметил Порохня, поскрипывая снегом. — Он ещё города, что к северу от Москвы
— Обозы и отряды, то моя забота — хищно улыбнулся Подопригора. — Нужно только место найти, где мы крепко сесть сможем.
— А тогда куда? — решил подыграть мне Кривонос, прекрасно зная ответ.
Ответить я не успел.
— Воевода! Воевода! — подскакал к нам один из казаков Порохни. — Там монах к нам вышел. А с ним ляхи! Вернее лях, а с ним баба. Монах сказывает, что будто то сама царица Мария с ним из Ярославля сбежала!
— Какая царица?! — изумился Порохня. — Ты что, Анисим, сдурел совсем? Откуда здесь царице взяться?!
— Не знаю, воевода, — развёл в смятении руками вестовой. — А только их сюда ведут! Лях шибко злой. Всё время лается не по-нашенски!
Марину я узнал сразу. Даже здесь в лесу, утопая по колени в сугробах, эта худенькая, невысокого роста женщина в богатой, отороченный собольим мехом шубке держалась с неподражаемым достоинством. Вскинутый вверх подбородок, полный надменного высокомерия взгляд, сжатые в презрительной гримасе губы; всем своим видом Мария (Марину Мнишек короновали под именем Мария Юрьевна) как бы делала присутствующим великое одолжение, что снизошла до общения с ними.
Шагавший рядом с ней полноватый, пожилой лях с пышными усами и короткой бородкой был одет в традиционный для поляков жупан с широким обшитым золотыми нитями поясом и наброшенный поверх него копеньяком.
Шедший за поляками невзрачный молодой монашек на их фоне терялся, практически не привлекая к себе внимания.
— Я ваша царица, — полячка встала, не дойдя до нас с десяток метров. — Мне сказали, что вы посланы сюда моим мужем царём Дмитрием, чтобы освободить меня и отвезти к нему. Вы будите вознаграждены за верную службу, когда он вернёт себе трон.
Я мысленно застонал, проклиная своё невезение. Вот откуда она здесь взялась? Её же сейчас под стражей в спасском монастыре держать должны были! Так нет же, вырвалась оттуда как-то. Ещё и своего папашу, сандомирского воеводу прихватила. И что мне теперь с этаким подарочком делать? Воистину, не строй заранее планы, так как судьба над тобой обязательно посмеётся.
И всё же у меня ещё оставалась призрачная надежда, избавиться от неожиданной помехи. Обратилась к нам Марина по-польски, судя по всему так и не успев за те полгода, что прожила на Руси, выучить русский язык. Да и её отец, Ёжи Мнишек вряд ли им владеет. А из стоящих рядом со мной командиров по польски разве что Порохня с Подопригорой понимают. И то, насчёт последнего, я не уверен.
А значит, можно попробовать, выдать Марину за знатную полячку, прибывшую в Москву в свите будущей царицы и затем «изолировать», поручив заботу о ней с отцом всё тому же Подопригоре. А после его «заботы», их даже волки не найдут.
Я уже открыл было рот, чтобы по своему перевести речь Марины, но меня опередил монах, спутав все карты.
— Государыня Мария Юрьевна изволила сказать, что узнала о том, что вы посланы её мужем, царём Дмитрием Ивановичем спасти её. Она обещала, что вы не останетесь без награды.