Стылый ветер
Шрифт:
Глава 12
— Однако!
— Что, Федька, не ожидал?
Я невесело усмехнулся. Можно было и не спрашивать. Вон как у князя глаза округлились! Того и гляди, кулаками протирать начнёт. Такое не сыграешь. Хотя, откуда бы ему о моём «воскрешении» знать? Василий Шуйский об этом на всю Москву кричать не станет и хорошо ещё, если с кем-то из своих ближников сведениями поделится. А тут какой-то Барятинский. Род может быть многочисленный и древний, но дворянский, захудалый. Этаким воеводой в Ярославле сесть — уже честь немалая!
—
— Твоя правда, князь, не желаю. Не время ещё. Садись, Фёдор, — похлопал я рукой по медвежьей шкуре, постеленной прямо на снегу. — Поговорим о том, что нам дальше делать. Может, и договоримся о чём-нибудь.
— Благодарствую, государь, — не стал чиниться князь, присев рядом. — Честь немалая, на одной шкуре с самим царём восседать. Мы, Барятинские, так высоко до этого не сиживали!
А вот это он хорошо сказал. Обнадёживающе, можно сказать. И царём меня признал, и на готовность к сотрудничеству в случае своего возвышения намекнул. Хотя, не знай я кое-каких подробностей о князе, я бы сейчас посреди поля с ним не разговаривал. Расчётливый, осторожный и вместе с тем тщеславный без меры. Настолько тщеславный, что будучи отправлен с посольством в Крым, так своей гордыней и неуступчивостью татарского хана допёк, что тот его чуть ли не пинком обратно выгнал и ещё потом моему батюшке на дерзкого посланника нажаловался.
Гордость — это хорошо. С гордостью простому московскому дворянину нелегко живётся. А значит, и тема для обсуждения в предстоящем торге у меня есть. Тем более, что особой преданностью к Шуйскому Барятинский не отличается и через два года в обмен на боярскую шапку ЛжеДмитрию II присягнёт, отдав Ярославль и Вологду под власть тушинского вора (прозвище ЛжеДмитрия II, разбившего свой лагерь при осаде Москвы в селе Тушино).
Ну, так в бояре и я его возвести смогу. Зачем прихода самозванца ждать?
— И не сядешь, князь. Даже если в милость к Шуйскому войдёшь, всё равно не сядешь. Бояре не дадут, — пояснил я свою мысль Барятинскому. — Васька, чтобы на мой трон вскарабкаться, слишком много им воли дал. Он теперь без согласия Думы чихнуть лишний раз не может, не то что преданного человека в боярство возвести.
— А ты, государь?
— А я иное! Шуйских, Романовых да Голициных, что крамолу против меня и батюшки затеяли, под корень изведу. Иных, что руку этих семейств держат, в Сибирь на вечное поселение отправлю. А на их место, — сделал я внушительную паузу, — верных мне людишек, что батюшкин трон вернуть помогли, посажу.
Барятинский задумался, рассеянно похлопывая рукавицей по густой шкуре. Я поплотнее закутался в шубу, оглянулся на выстроившиеся за засечными кольями ряды копейщиков и стрельцов, напоказ зевнул, прикрыв рот перчаткой.
Пусть думает. Я на быстрое согласие князя и не рассчитывал. Всё же мало у меня людей для полноценного войска. А значит,
— Царские полки разбойного воеводу Болотникова от Москвы отбросили.
Ага. Это он намекает на то, что Шуйский может на престоле удержаться. Не любит, князь, рисковать. Ох, как не любит! Он ведь и к самозванцу только тогда переметнулся, когда у царя Василия дела совсем плохи стали.
— А тебя никто и не просит прямо сейчас открыто на мою сторону переходить, Федька, — решил я успокоить воеводу. — Пока народишко в живого Дмитрия верит, мне под своим именем объявляться не с руки. Пусть Васька с этим призраком бьётся. А я пока силёнок накоплю, тайными сторонниками обрасту, — с намёком выделил последние слова я. — Так что ты и дальше, князь, покуда руку Шуйского держи. А сам людишек воинских собирай да силу копи. Вот когда я клич по Руси брошу, тогда собранное войско мне на подмогу и приведёшь.
— А долго ли ждать, государь?
Моё предложение Барятинскому явно понравилось. Он ведь таким образом и Шуйскому как бы верность сохраняет, и ко мне на службе переходит. А там можно будет поглядеть; кто из нас верх брать станет, к тому он окончательно и примкнёт.
Ну, и ладно. Пусть радуется. Для меня главное, чтобы воевода на моё предложение согласился и мы по-доброму без боя разошлись. А в остальном; время покажет. Выполнит князь наш договор — быть ему боярином, нет — вольному воля. Кто много думает, тот мало получает.
— А ты сам посуди, князь, — хмыкнул я в ответ. — Болотников отчего Москву не взял? Потому, что живого Дмитрия в его войске не было. Не смог он его ни москвичам, ни своему войску показать.
— Так как же его покажешь, если Дмитрия убили? — хмыкнул иронически Барятинский. — Это я доподлинно знаю, государь. Поспрашивал знакомцев на Москве.
— Убили, — согласился я с ним. — Ещё в Угличе убили. Но если один раз царевича уже воскресили, то и во второй раз воскресят. Не отступятся иезуиты так просто от своей затеи. Слишком много им расстрига наобещал. Уверен, уже сейчас замену Отрепьеву ищут. И как только появится второй самозванец на Руси, так и моё время придёт.
— Это как?!
— А вот так. Царя Дмитрия слишком многие в лицо видели. Он во дворце сиднем не сидел. И как бы не старались ляхи похожего на него лицом самозванца найти, знающие люди сразу подмену увидят. Вот и пойдут по Руси слухи гулять. На Юге самозванца всё равно поддержат. Те же казаки да разбойный люд. Им имя нужно, чтобы им прикрываясь, вволю пограбить можно было. Иное дело здесь. Тут народ на троне самозванца видеть не пожелает. Вот тогда я объявлюсь да людей на борьбу с самозванцем и пришедшими с ним поляками, позову.