Стылый ветер
Шрифт:
— То дело доброе, — согласился Грязной, полностью одобряя предложение воеводы. — Вот только людишек моих бы пристроить.
— Так пускай за стенами станом встанут, — пожал плечами Шаховский. — Чай привычные к походной жизни, а провиант мы им выдадим. Юрий, — обернулся он к стоящему по правую руку пожилому воину в кольчужном доспехе. — Определи людишкам Василия Григорьевича место под лагерь. И провиантом обеспечь. Это сын боярский Юрий Беззубцев, — пояснил воевода Грязному. — Он полк собирает для войска царского. Вот рядом с его людьми и встанете. Пошли.
Я задумчиво посмотрел вслед им вслед. Ну вот, мой план начинает выполняться.
— Ну что же, — подошёл к нам между тем Беззубцев. — Ещё два десятка воинов лишними не будут. Кто из вас за старшего будет?
— Я наказным атаманом над казаками буду, — выступил вперёд Порохня. — Данилой Порохнёй зовут.
— А я остальными людишками в отсутствие Василия Григорьевича командую, — вышел я следом. Беззубцев в отличие от Шаховского по Кремлю в своё время не шлялся и узнать меня не мог. — Фёдор Кочин. Из вятских дворян буду.
— А не молод ли? — без всякого интереса спросил меня будущий полководец Болотного.
— Так я ворогов саблей рубить буду, а не годами.
— И то, — хмыкнул Беззубцев и окликнул крутящегося рядом молодого примерно моих лет воина. — Мишка!
— Звал, батя? — сунулся тот к нему.
— Сведёшь воинов в стан, где полк мой стоит. Рядом с оврагом пусть свой лагерь разбивают. Провианту им выдашь как положено, дров в достатке. Ну, и ещё чего по надобности. В округе не шалить, горожан не обижать, — вновь повернулся он к нам. — С этим у нас строго.
— А государь когда прибудет? — решил я сыграть в неведение.
— В пути, государь, — перекрестился Беззубцев. — Князь Григорий Петрович личную переписку с ним имеет. Так что скоро прибудет.
— Ну, что же, — не стал спорить я. — Ежели в пути, то подождём. Показывай дорогу.
Грязного в Путивле встретили на ура. Ещё и весть в этот же день о его появлении до всего войска донесли. Оно и понятно. Появление в городе одного из ближников самого Ивана Грозного, добавляло веса призывам князя Шаховского, как бы подтверждая, что царь Дмитрий, и вправду, сумел спастись, вырвавшись из рук подлых москвичей. И, как следствие, моему боярину было предложено возглавить один из полков. И даже собственный шатёр выделили, чтобы новый воевода без урона своему статусу мог в поход отправится.
Ну, насчёт полка — это сильно сказано. Три с половиной сотни совершенно необученных и чем попало вооружённых мешан и крестьян на гордое звание полка никак не тянули. Но всё же лучше так, чем совсем ничего. Теперь главное воинскому строю их обучить, да к себе привязать — в будущем это разношёрстная толпа вполне может стать основой моего войска.
Грязной разделил мою будущую армию на четыре неполные сотни примерно по восемьдесят человек в каждой, возведя в ранг сотников меня, Глеба, пожилого холопа, в молодости служившего под началом самого воеводы, Кривоноса, послужильца и боевого товарища Тимофея, сына Грязного и бывшего пушкаря Гаврилу Мизинца. Порохня же стал главой конницы добавив в свой отряд четырёх холопов Грязного и тем самым увеличив его численность до двенадцати человек.
А вечером, после того, как мы немного обустроились в лагере, новоиспечённый воевода, оставив Мизинца старшим над ополченцами, созвал остальных сотников к себе в шатёр, добавив туда Тараску и Мохину. Ну, вернее, созвал их я. И тут же озадачил, выложив план обучения новобранцев.
—
— Верно говоришь, Василий Григорьевич, — согласился с боярином Порохня. — Ты, Фёдор Иванович, главное возле нас держись, — повернулся он ко мне. — Если царская конница наскочит, всех мужиков в капусту посечёт. Ну, а мы на конях уйдём.
— И людей своих на погибель бросим, — добавив в голос яду, констатировал я. — Я так дела вершить не привык. Да и людей этих думка была к себе привязать.
— Да их в первой же сече посекут, — горячо возразил Тараско. — Ты выдел Фёдор, как они оружие держат? Словно палками частокол городить собрались!
— Вот и нужно обучить хотя бы строй держать для начала. Чтобы врага стена копий встречала, а не толпа неуправляемая, — я внушительно окинул взглядом своих сподвижников и, пресекая возражения, продолжил: — А, чтобы конница в первого наскока не стоптала, перед строем деревянные засеки выставим или те телеги, что нам под провиант князь Шаховский выдал. Что насчёт копий и пищалей, Василий Григорьевич? — обернулся я к Грязному. — Сколько князь выдать обещал?
— Копий у него не много, — солидно крякнул Грязной. — Роздал уже. Но пять десятков князь обещал дать. А с самопалами совсем худо. Восемнадцать пищалей всего выдаст. Да и те еле выпросил, — со вздохом развёл руками боярин. — Зато свинца да пороху к тем ружьям выдал изрядно. Путивль — крепость пограничная. В ней пороху запас большой.
— Копья те дрянь, — высунулся из своего угла Кривонос. — Половиной разве что в курёнка тыкать.
— И то хлеб, — отмахнулся я от сотника. — У нас и таких нет. Значит так, — разворачиваюсь к как набравшему в рот воды Глебу. Может зря всё-таки Грязной своему холопу правду обо мне открыл? С самих Ровен при мне двух слов сказать не может. Вот и сейчас. Сидит, не мычит, и глаза пучит. — Заберёшь эти копья себе. Вооружишь свою сотню, да будешь строй держать обучать. Понял?
— Понял, г… — Глеб, запнувшись, побагровел ещё больше. В глазах у сотника промелькнул нешуточный испуг. Ну да. Мой строжайший приказ о запрете титулования, Грязной до своего холопа ещё в Ровнах довёл. — Дык я…. Оно же….
— Значит, понял, — махнул я рукой, сжалившись над сотником. — Остальные сотни, пока, с кольями маршировать будут. А обучением стрельцов я сам займусь. Порохня, — развернулся я к запорожцу. — На тебе наша конница. Раз Глеб, Кривонос и Гаврила Мизинец, став сотниками, спешились, три лишних коня у нас есть. Подбери из этой толпы трёх человек, кто хоть какой-нибудь навык в конной езде имеет. Хотя бы полтора десятка всадников под рукой иметь будем.
— Найдём, — уверенно махнул рукой Порохня. — Я для того Якима в Путивль погулять и отпустил. Были бы кони, а наездников к ним он сыщет!
Я лишь тяжело вздохнул, с трудом сдержав резкий ответ. Вот же упёрся наказной атаман со своим Подопригорой! Ни в какую выгонять не хочет. Знай, твердит, что головой за старого товарища ручается да на своё право, в отряд набирать тех кто ему нужен, напирает. Чуть не разругались!
— Ну, смотри, — окончательно сдался я. — С тебя спрошу. А ты Василий Григорьевич с Беззубцевым дружбу постарайся завести. Он для нашего дела наиважнейший человек. Видение у меня намедни о нём было.