Стюардесса
Шрифт:
Радист Петраков прекрасно помнил, как молодой тогда Илья Елисеев собирал вокруг себя сопливых девчонок и рассказывал им, как тренировался в отряде космонавтов. Все знали, что из отряда его отчислили за злостное нарушение режима и дисциплины, но тогда, когда страна знала своих космонавтов в лицо, почетно было хотя бы оказаться чуть-чуть причастным к их славе.
Слишком заносчивым был тогда Елисеев, самоуверенным. Чужая слава вскружила ему голову. Слишком легко брал он на себя ответственность за чужие жизни…
Когда их
Он долго не мог смириться, что эта трагедия произошла только потому, что самовлюбленный командир экипажа отдал команду на взлет, не сделав поправку на сильный боковой ветер. Не выполнив элементарных требований, не соблюдая азов, понадеявшись на русский авось…
А Илья Елисеев тогда уверенно доказывал комиссии, что у него внезапно заглох левый двигатель, перекладывая свою вину на механика.
Если бы были в чести дуэли, то Игорь давно бы вызвал Елисеева и отвел душу справедливым возмездием. Но гуманный советский суд судил по другим законам. Постоянный боковой ветер в сводках превратился во внезапный порыв, и получалось, что авария произошла не из-за ошибки командира, а из-за стихийных сил природы, которые наказать невозможно.
Игорь Петраков понимал, что никому не хочется портить отчетность, но отстранение от полетов и понижение в звании для Елисеева было слишком мягким наказанием. После аварии командир перевелся в другой отряд, и Игорь до сегодняшнего дня его не видел.
Невысокий седой господин аккуратно снял черное пальто и передал его Евлампии:
— Будьте добры, повесьте, пожалуйста.
Он занял свое место в первом салоне бизнес-класса, откинул столик, положил на него портфель, вынул какие-то бумаги и принялся их просматривать.
Типичный бизнесмен или высокопоставленный чиновник.
— Будьте добры, кофе, — остановил он пробегавшую мимо Сашеньку.
— Как только взлетим, — пообещала она.
— А нельзя ли… — Седой господин указал глазами на сидящего рядом полного итальянца, который с интересом косил глазом в его бумаги.
— Сейчас все устроим, — улыбнулась Сашенька, безошибочным чутьем угадав, что этот пассажир привык получать все, чего хочет. — Ева, пересади вон того товарища.
Она специально поручила объяснение с итальянцем Евлампии. Пусть проявит свое блистательное знание английского. У них там в Хабаровске все, поди, полиглоты…
Ева начала фразу на сносном английском, но пассажир замотал головой: не понимаю. Тогда, к Сашиному удивлению, Ева легко перешла на итальянский, чем совершенно пленила толстяка. Через минуту он послушно поднялся и пошел вслед за Евлампией в переднюю часть салона.
— У нас сошлось, — заглянула в бизнес-класс Динка.
— У нас тоже. — Сашенька понизила голос: —
— Никогда бы не подумала! — ахнула Динка.
Освобожденный от назойливого соседа, седой господин повернулся к Сашеньке и вежливо сказал:
— Очень вам благодарен.
Он мельком скользнул взглядом по Динке и отвернулся, но и этой секунды было достаточно.
…Костя устроился в командирском кресле, отрегулировал шлемофон, осмотрелся. Непривычно как-то. Хотя он много раз представлял себя на месте Антона, но все же не думал, что так скоро сможет занять его. И хотя машину он знал как свои пять пальцев, его колотил легкий мандраж.
Особенно смущал второй пилот. Костя знал о нем только то, что Илья Елисеев сам был командиром экипажа, а потом за какую-то провинность его понизили в должности.
Он покосился на Елисеева. Тот устраивался основательно: передвинул поудобнее кресло, опустил спинку чуть назад, попробовал локтями, не мешают ли подлокотники. Как ни странно, это Косте понравилось. В работе он уважал обстоятельность.
Все шло как обычно. Штурман Олег Петрович Васин доложил готовность. Бортинженер Саша Смирнов еще до объявления посадки проверил все узлы и механизмы, а теперь пощелкал тумблерами и буркнул:
— Нормалек.
Радист Игорь Игоревич Петраков надел шлемофон, проверил связь и исподлобья наблюдал из своей рубки за работой остальных.
— Не смотри, дырку прожжешь, — не оборачиваясь, бросил ему Елисеев.
— За тобой глаз да глаз, — процедил сквозь зубы Петраков.
В кабину заглянула Сашенька. Она исполняла обязанности старшей стюардессы и очень этим гордилась.
— Подсчет пассажиров окончен, — доложила она. — На борту сто двадцать три человека. Данные совпадают с регистрационной ведомостью.
— Очень хорошо, — кивнул Костя. Он откашлялся и сказал в микрофон: — Борт сто двенадцать — шесть — два вызывает диспетчера.
— Борт сто двенадцать — шесть — два, диспетчер слушает, сообщите готовность.
— Готов, — сказал Олег Петрович.
— Готов, — подтвердил Сашка.
А второй пилот что-то буркнул себе под нос.
— Прошу разрешения на запуск первого двигателя.
— Запуск разрешаю.
Первый из четырех реактивных двухконтурных двигателей Д-30КУ взревел. Ровно, мощно, без пере боев.
— Второй, — кивнул Сашка.
— Разрешите запуск второго двигателя…
Костя уже внутренне успокоился — все идет привычно, по раз и навсегда заведенному распорядку, вдруг дверь кабины распахнулась и к ним ворвалась Динка. Она была какая-то взъерошенная, глаза неестественно округлены.
— Там… там… — выдохнула она. — Отмените взлет! У нас на борту бомба!
— Спокойно, — процедил сквозь зубы Костя. — Выводите пассажиров. Никакой паники, улыбайтесь как ни в чем не бывало.