Субстанция времени
Шрифт:
Друг Лев Георгиевич, с которым Павел вырос в одном дворе, окончил Московский государственный университет, защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертации, стал профессором и успешно преподавал и трудился в НИИ, куда и устроил на работу младшим научным сотрудником своего друга детства. В житейском плане профессор был не особенно успешен, то есть жён у него было три, проживал он с четвёртой в гражданском браке, но оптимизма он не утратил. Хотя, что значит: «Не особенно успешен?». Если такое количество дамского населения поделилось со Львом Георгиевичем своей любовной и житейской энергетикой и доверилось
– В минойскую культуру, эпохи средней или поздней бронзы, был изготовлен диск, найденный в городе Фест на острове Крит. До сих пор его никто прочесть не смог, кроме Михаила Веллера, который так изложил его суть: «Человек начинает с того, что жаждет счастья в любви – и кончит тем, что взорвёт вообще всё». Поэтому тебе, Пашка, еще сороковник, а ты был женат только один раз. У тебя еще всё впереди! – и с улыбкой похлопал его по плечу.
– Иди ты в баню! – тут Павел добавил несколько нецензурных выражений, чем дал понять закадычному другу, чтобы он шел ПОДАЛЬШЕ со своею любовью и женитьбой…, и если он будет продолжать в том же духе, то чтобы оттуда не возвращался…
Категорическое: «Никогда в жизни!!!» еще ни разу не было воплощено в жизнь, особенно когда тебе еще не 80 лет, цифра, кстати, не предельная…
Лаборантка отдела Юля Серова несколько засиделась в девках, как громко шептали за её спиной доброжелательные злопыхатели. Нельзя сказать, чтобы она не была хороша собой, но несколько полноватое, к сожалению, в настоящее время не модное, тело придавало ей некоторую излишнюю взрослость. Иными словами, накидывало пяток лет сверху. Лучистые, выразительные, опушённые длинными ресницами серые глаза уж если взглянули на вас со вниманием и заинтересованностью, то этот взгляд вы долго не забудете, по крайней мере, до утра.
Юличка тащила картонную коробку на пятый этаж без лифта и, столкнувшись на лестнице с Павлом, не только посмотрела на него своим взглядом: «Какой вы, однако?!», но и облизнула блестящие румяные губки, растянувшиеся в растерянную улыбку.
Несмотря на хаос переезда, суету и неустроенность, новоселье сыграли весело и даже пели песни без гитары. Павел всё посматривал на Юличку, и даже мелькнула мрачная шальная мысль, быстро погашенная прошлыми воспоминаниями.
– Хорошенькая, но полновата. Я люблю стройных, – подумал Павел,
– И что твоя сушёная стройняга? Выпила все твои мозги и измотала всю твою душу, б…дь, – не унималась стойкая мыслишка и, как дятел, постукивала и поскрёбывала череп изнутри.
Разошлись почти под закрытие метро. Оставшись один, он медленно расстелил, как попало постель, пьяными движениями стянул одежду, уверенный, что сейчас рухнет и уснет, как убитый, но… Сон исчез, как деньги перед авансом. Ворочаясь с боку на бок, он вспоминал искристые глаза Юлички, и мужское естество не давало сомкнуть глаз.
– Чёрт бы её взял, – в сердцах думал он, – какого лешего мне лезет в голову эта булка?
Он сел на постели. Светало. Весна. Почти
– Новая жизнь… половая… тоже необходима человеку! – подумал он с паузами между слов и пошел спать. Решение, видимо, было верным, так как заснул он мгновенно.
Дальнейшие события катились быстро, как снежный ком, обрастали страстями и наполнялись той самой жаждой счастья в любви, которой писатель Михаил Веллер наградил фестский нерасшифрованный диск с острова Крит.
Юличка похудела так, что её подружки вдруг увидели в ней шестнадцатилетнюю девчонку, тоненькую, подвижную, с яркими, хрустальными, сверкающими глазами молодости. Хорошенькая, с короткой стрижкой, она напоминала озорного мальчишку, которому родители купили долгожданный велосипед. Её понесла природа как новую, только что спущенную на воду, каравеллу. Полёт Юлички сразу заметили на работе и дома. Раздутые паруса молодой каравеллы вознесли до небес её штандарт в лице Паши и раскрасили щеки в нежно розовый цвет, а губам добавили алого.
Павел, испугавшийся приплывшего неизвестно откуда ему в руки счастья, с перепугу, дал задний ход, и страсти разгорелись не на шутку.
На Новый год, когда накрывали столы и готовились выпить и закусить у заведующего отделом Льва Григорьевича дома, Паша лихорадочно и отрывисто бросил:
– Я жениться не собираюсь. Я уже был женат, с меня хватит.
Лев нахмурился и, отвечая на телефонный звонок, пробормотал:
– Сейчас выйду…
Юля сидела в машине, размазывая слёзы по щекам, не в силах произнести ни слова, только вздрагивала и плакала. Лев гладил ее по голове, промокал влагу, щедро синтезируемую слёзными железами, и искал успокоительные слова.
– Он просто дурак. Он как ребенок. Он хороший. Он трусоват. Обжегшись на молоке, дует на воду… Ну, не плачь, блин! Хватит! Сейчас я его приведу… Ты пойми, он малыш, дитя, его пожалеть надо…
Прошло пять лет.
Опять пришла весна. Удивительное дело: и весна, и лето, и зима, и осень обязательно приходят. Иногда чуть-чуть задержатся или наоборот поспешат, но всё равно приходят.
Юля готовила на кухне ужин и одним глазком заглядывала в комнату, где на одном кресле, втиснув попки рядышком, сидели её любимые. Поскольку оба обладали неуживчивым характером, то каждый требовал своё, а так как жить друг без друга не могли, то втискивали зады на один стул. Перед ними по компьютерному экрану, разделённому пополам, шли программы по интересам: папа Паша смотрел футбол, а сынок Дима – любимый мультик про инопланетян.
– Вот засранцы, не шелохнутся. Прижались, блин, как родные! – Юля поставила тарелки на стол и решила подождать, когда закончится мультфильм.
– Какая рыбка вкусная, – подумала она, схватив кусочек и облизнувшись, обернулась к зеркалу: – Опять жопу наела! Ну, что делать? Такая моя судьба! Паша, Дима! Идите ужинать…
Восемнадцать лет в разлуке
– Останови машину – меня тошнит…
– Здесь нельзя, потерпи…