Суд герцога
Шрифт:
— Мать-природа, мой господин, — последовал решительный ответ, — когда я появился на свет в роду Омодеев.
— Ах, природа, — покивал граф. — А я-то подумал, что твои кредиторы.
Франческо даже покраснел. Он не ожидал, что граф, столь увлеченный книгами, в курсе его дел.
— Так что ты хотел мне сказать? — продолжил старик.
— Байс слишком вольно трактует свободу, которую вы даровали ей. Ей недостает скромности, которую мы ценим в наших девушках. Ее имя… ее честное имя в опасности. Один из солдат Чезаре Борджа…
— Ты имеешь в виду Бальдассаре Шипионе, не так
От изумления у Франческо отвисла челюсть.
— Вы… вы знаете?
— Еще бы. Ты опоздал на час.
— На час? Куда? — Франческо отказывался что-либо понимать.
— Со своими предупреждениями о Байс и капитане. Они обручены.
— Обручены?
— Вот именно, — граф явно наслаждался недоумением племянника, к которому, как уже указывалось выше, не питал добрых чувств. — Час назад ее капитан приходил ко мне по этому самому делу. Отличный парень, Чекко, да еще и образованный. Он и принес мне эту книгу Лукреция. Удивительное произведение. Сколь убедительно доказывает Лукреций, что в природе все взаимосвязано. Надо бы тебе почитать эту книгу, раз ты относишься к природе с таким пиететом.
Франческо охватила ярость.
— И вы продали дочь в обмен на эту паршивую книжонку? — воскликнул он.
— Дурак ты, Франческо, — вздохнул граф. — Шипионе женится на Байс. А мне тебе сказать больше нечего.
— Но у меня есть!
— Так пойди куда-нибудь еще, там и выговорись, черт бы тебя побрал! Ты прервал меня на самом интересном месте. Пойди к своим кредиторам. Они с удовольствием выслушают тебя.
Но Франческо не сдвинулся с места.
— Да что вы знаете об этом Шипионе?
Старший Омодей обреченно вздохнул, чувствуя, что отделаться от племянника ему не удастся.
— А что я знаю о любом другом человеке? Он не только отличный солдат, но и обладает глубокими научными знаниями, а такое сочетание в наши дни ой как редко и характеризует его с самой лучшей стороны. Кроме того, он любит Байс, а Байс любит его. Так дай им Бог счастья.
— Ха! — в смехе Франческо не слышалось веселья. — Ха! Но кто он? Откуда? Из какой семьи?
Последний вопрос сорвался с губ Франческо разве что от отчаяния. Еще не договорив, он понял, что проиграл. Упоминание о семье редко задевало какие-то струны в душе чинквичентолиста . Семья, игрушка, еще привлекавшая своей новизной остальную Европу, в шестнадцатом веке перестала существовать для просвещенного итальянца, который теперь судил о людях лишь по личным достоинствам.
А если вспомнить, что Франческо оторвал графа от Лукреция, нет нужды удивляться, что последний лишь пренебрежительно фыркнул.
— Если б ты читал Лукреция, Франческо, то куда меньше думал бы о семье.
— Я не читал Лукреция, как, впрочем, и весь мир не открывал его книг, но…
— Если б ты читал Лукреция, то меньше бы думал и о мире.
— Но я его не читал! — взорвался Франческо.
— А если бы прочел, понял бы, что с ним мне общаться куда интереснее, чем с тобой. Так что иди с миром, Франческо, и не мешай мне насладиться мудростью древних.
И Франческо ушел, раздосадованный. Его переполняли отчаяние и ярость. Не повидаться ли вновь с Америго, подумал он, но
Значит, оставалась дуэль. Он подстережет капитана и заставит первым обнажить меч. И никто не посмеет обвинить его в убийстве, поскольку зачинщиком был не он. А если капитан убьет его? Нельзя исключить и такую возможность, а его кредиторы, с горечью подумал Франческо, в любом случае останутся в выигрыше, ибо после его смерти им достанется и дом, и все еще принадлежащие ему земли.
Уже спустилась ночь, а он по-прежнему бился над неразрешимой задачей. И вспомнил-таки, что столкнулся с похожей ситуацией в книге Лоренцо Валлы. Читать Франческо не любил, но этот писатель ему нравился, и иногда на ночь он пролистывал его книгу.
Вот и теперь Франческо достал ее из сундука и раскрыл на нужной ему странице. Речь там шла об убийстве и мотивах, его оправдывающих.
Валла писал:
"Возьмем, к примеру, мессера Ринальдо ди Пальмеро, дворянина из Тосканы, его наверняка помнят многие из читателей, который поздней ночью, услышав голоса в спальне своей сестры, зашел туда, чтобы увидеть ее в объятьях кавалера, некоего мессера Лиджио д'Асти. Мессер Ринальдо, ослепленный праведным гневом, выхватил кинжал и заколол их обоих, дабы их кровью смыть позор с их дома. И суд оправдал мессера Ринальдо, посчитав, что его деяние абсолютно правомерно.
Такое убийство с самых древних времен не подлежит наказанию. Неотъемлемое право каждого мужчины — убить того, кто без всякого уважения относится к чести его ближайших родственниц, при условии, что он застал обидчика на месте преступления".
Франческо отложил книгу, надолго задумался. «На месте преступления». О, подчеркивал Валла, в этом-то и вся сложнсть. Только при выполнении этого условия убийца мог избежать виселицы, ибо в этом случае мог неопровержимо доказать вину убитого.
То есть не оставалось ничего другого, как глубокой ночью заманить Шипионе в дом Беатрис, застать его врасплох и поразить ударом кинжала в сердце. И тогда никто не посмеет обвинить его в предумышленном убийстве. Пусть Беатрис ему не родная сестра, но родство достаточно близкое, чтоб требовать для себя право постоять за честь Омодеев.
Но как… как заманить Шипионе в западню?
И тут его осенило. Ему открылась истина! Чудовищный план зародился в его мозгу. Но Франческо не собирался отступиться от него, поскольку так и только так мог достигнуть желанной цели.
Он встал, потянулся, как после тяжелой работы, и удовлетворенно рассмеялся.
Поутру он вновь вернулся к составленному накануне плану. Утро, как известно, вечера мудренее, но и проснувшись, он не нашел изъянов в найденном решении. Наоборот, оно показалось ему еще более привлекательным, он находил в нем все новые достоинства, которых ранее просто не замечал.