Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)
Шрифт:
Обманщик из мистера Тодхантера был никакой, и в течение двух минут из него вытянули все, что нужно.
Фелисити пережила настоящее потрясение. Грудь ее вздымалась, дыхание участилось, глаза заискрились, причем скорее от гнева, чем от слез.
– Мистер Тодхантер, надо что-то делать!
– Согласен, – с чувством произнес мистер Тодхантер. – Более чем.
– Эта женщина испортила жизнь десяткам людей! Наверное, вы уже слышали, что она погубила мою карьеру?
– Да, я…
– Понимаете, я на самом деле умею играть, – совершенно бесхитростно объяснила девушка. – Но конечно же, ей пришлось избавиться от меня, когда она подцепила отца. Впрочем,
– Верно, – согласился мистер Тодхантер. – И как вы намерены остановить ее?
– Не знаю, но непременно остановлю. Вот увидите. Понимаете, мистер Тодхантер, на самом деле положение куда хуже того, что я вам сейчас рассказала. Не знаю, что именно вам известно… Маме пришлось даже продать дом и мебель, поскольку от отца она не может добиться ни пенни. И она не захотела обращаться с этим в суд, хотя я ей очень советовала. Я думала, что такая угроза образумит отца. Но вы же знаете маму!
– Н-нет, по правде сказать, не имел удовольствия…
– Ну, она очень горда, непреклонна и все такое прочее. Скорее умрет с голоду, как настоящая леди, чем допустит себя до такой вульгарности, как потащить отца в суд, пусть даже по бракоразводному делу. И разумеется, отец на это рассчитывает. Ну, некоторым образом, потому что, бедняжка, он слишком дурачок, чтобы понимать, что он вытворяет. Я уговаривала маму воззвать к его совести ради Фейт, но она не пошла даже на это.
– Ради Фейт? – озадачился мистер Тодхантер.
– Как же, Фейт, – удивилась мисс Фарроуэй. – А, я поняла. Вы о ней не слышали. Фейт – моя младшая сестра, ей тринадцать. Месяца два назад мама рассказала мне, что наша чудная кухарка напилась и выложила Фейт все дело. Ну, мы все были вне себя от этой истории, но представьте, каково столкнуться с таким впечатлительной девочке! На следующий день мама еле уговорила ее пойти в школу, настолько ей было стыдно. И конечно, Фейт все время об этом думает, и мама говорит, она на грани душевного заболевания. Это просто черт знает что такое! И все из-за тщеславия и алчности этой мерзкой особы!
Мистер Тодхантер, человек достаточно старомодный, чтобы поморщиться, заслышав в устах юной девушки брань, подумал, однако, что если и существует на свете оправдание такому поведению, то это как раз тот случай.
– Боже мой! Ну и ну! – беспомощно забормотал он. – В самом деле… О Господи… Я понятия не имел, что все так плохо… И ваша карьера…
– Да ну, карьера! – отмахнулась девушка. – Это обидно, конечно, но настоящей важности не имеет. Меня всерьез злит только то, что актрисой я могла бы зарабатывать в три раза больше, чем в ателье, и посылать маме в десять раз больше, чем могу сейчас.
– Да, это так. Конечно… Боже мой, приемщица… я слышал, это очень утомительно, – сбивчиво заговорил мистер Тодхантер. – Стоять за конторкой…
– Нет-нет, за конторкой я не стою, – улыбнулась девушка. – Я, видите ли, одна из тех надменных юных леди в черном, которые с томным видом слоняются в глубине ателье, – кстати, теперь это называется «модная лавка». Примерно вот так! – Она вскочила с места и изобразила, как упомянутая юная леди обслуживает дородную провинциальную матрону, да так забавно и правдоподобно, что мистеру Тодхантеру, который в жизни своей не бывал в ателье модной одежды, вдруг показалось, что он знает о них все.
– Послушайте! – воскликнул он. – Да вы не хуже Рут Дрейпер [9] ! –
– О нет, с Рут Дрейпер никто не сравнится! – С легким смешком девушка вернулась на место. – Но спасибо вам, вы очень добры.
– Так или иначе, играть вы умеете, – подвел черту мистер Тодхантер.
– О да, – не без уныния согласилась Фелисити Фарроуэй. – Умею. И много же толку от этого и мне, и моей маме…
9
Рут Дрейпер (1884–1956) – американская актриса, высоко ценимая, среди многих, Бернардом Шоу и Генри Джеймсом.
– Кстати, – смущаясь, заговорил мистер Тодхантер, – кстати, вы мне напомнили… Позвольте давнему другу вашего отца… не имею чести быть знаком с вашей матушкой… но… сочту привилегией… м-да… – И, совершенно потерянный, мистер Тодхантер достал чековую книжку, вынул авторучку и, покраснев так, что вспыхнули уши, выписал чек на пятьдесят фунтов.
– О! – изумилась девушка, когда мистер Тодхантер вручил ей чек, невнятно попросив отправить его матери. – О, вы ангел! Агнец! Чудо что такое! – Вскочив, она обвила нежными руками жилистую шею мистера Тодхантера и пылко поцеловала его.
– Что вы! Что вы! О Боже! – растроганно закудахтал мистер Тодхантер.
Вскоре после того он с сожалением отклонил самое настоятельное приглашение остаться на обед (слишком хорошо зная от своей экономки, какая тягость угощать нежданного гостя, когда магазины уже закрыты) и ушел, весьма довольный собой и немало взволнованный.
Глава 6
1
Следует признать, что мистер Тодхантер в те дни жил полной жизнью и получал от нее удовольствие.
Он искренне и близко к сердцу принял положение, в котором оказались Фарроуэи, его тревожили мысли о несчастной девочке, живущей в Йоркшире, но роль, которую он играл во всем этом, определенно ему нравилась. Во-первых, она придавала ему веса. Он и припомнить не мог, когда еще раньше чувствовал себя таким значительным человеком, и чувство это было чрезвычайно приятное. Все эти люди: Виола Палмер, очаровательная Фелисити Фарроуэй, даже угрюмый мистер Бадд, – смотрели на мистера Тодхантера так, словно в его силах в самом деле было что-то исправить. В глубине души мистер Тодхантер понимал, что сам – возможно, бессознательным образом – способствовал тому, что у людей создавалось такое от него впечатление. Ему было немного неловко, но угрызения совести совсем не портили удовольствия.
«Ибо, – размышлял он, – если бы я и вправду решился предпринять что-то, то, несомненно, только усугубил бы положение, и всем стало бы еще хуже. А как приятно наслаждаться жизнью и даже пожинать плоды славы, но при этом не нанести никакого урона!»
Подобные размышления наполняли мистера Тодхантера ощущением своей избранности и превосходства, подспудно внушая ему уверенность в том, что он, только захоти, мог бы совершить что-то весьма полезное. Но разумеется, ничего такого он не хотел. Он со всем этим уже давно разобрался. Куда разумнее держаться в отдалении от глупых житейских раздоров. Философская отстраненность в сочетании с сочувственным интересом – вот как следует держать себя человеку в его положении.