Суд королевской скамьи

Юрис Леон

— Конечно, — ответил Янос.

В вежливом письме правительство Его Величества выражало искреннее сожаление за двухлетнее заключение Адама Кельно в Брикстонской тюрьме.

Когда за ним закрылись тюремные ворота, многострадальная и любящая Анджела оказалась в его объятиях. За ее спиной ждали его двоюродный брат Зенон Мысленский с графом Анатолем Черны, Хайсмит и Смидди. Здесь же был и маленький мальчик, который, держась за руку «дяди» Зенона, с интересом смотрел на все происходящее. Потом он протопал вперед своими ножками и несмело сказал:

— Папа...

Адам

подхватил на руки ребенка.

— Сын мой, — не мог он удержаться от слез.— Мой сын.

И наконец они двинулись вдоль длинной кирпичной даны, освещенной столь редким для Лондона солнцем.

С заключением было покончено, но, оказавшись вне защиты надежных тюремных стен, Адам Кельно не мог избавиться от ощущения растущего в нем страха. Теперь он оказался предоставлен самому себе, а враги были неутомимы и опасны. Взяв жену и сына, он исчез из Англии. И обосновался в самом отдаленном уголке мира.

7

— Адам! Адам! — закричала Анджела.

Промчавшись по веранде, он распахнул легкую дверь почти одновременно с появлением Абуна, их слуги. Анджела прижимала Стефана к себе, а около кровати свернулась кобра, голова которой мерно покачивалась в смертельно опасном танце.

Движением руки остановив Кельно, Абун вытащил свай паранг. Его босые ноги бесшумно ступали по веревочным циновкам.

С шипящим свистом взметнулось лезвие. Голова змеи отлетела в сторону, а ее обезглавленное тело несколько раз судорожно дернулось.

— Не трогай ее! Не трогай! У нее еще полно яда!

Анджела наконец позволила себе разразиться рыданиями, которые перешли в истерические всхлипывания. Маленький Стефан тоже плакал, прижавшись к матери, а Адам, присев на край постели, старался прийти в себя. С чувством вины он посмотрел на своего сына. Ноги мальчика были усеяны следами от пиявок.

Да, Cаравак на северном побережье Борнео был самым дальним, самым глухим местом, в котором скрывающийся человек мог обрести себе убежище.

Через несколько дней после освобождения из Брикстона, не придя еще в себя от ужаса и потрясения, семья Кельно втайне купила билеты до Сингапура, откуда дряхлый пароходик перебросил их через Южно-Китайское море на самый край земли... в Саравак.

Форт-Бобанг, типичная крысиная нора, стоял в дельте, образованной рукавами реки Батанг-Лампур. Это отдаленное селение состояло из сотни ветхих хижин, торчащих на деревянных сваях по берегу реки. Чуть дальше от берега тянулись две грязные улицы, заполненные китайскими лавочками, складами каучука и саго; тут же была пристань, достаточно большая, чтобы принимать паром, который связывал поселение со столицей в Кучинге, и давать приют длинным пирогам, что скользили по бесконечным рекам и речушкам.

Англичане поселились в одном из домов с выцветшей под палящим солнцем и облупившейся от дождей штукатуркой. Рядом располагались комиссар данного округа, полицейский участок, несколько гражданских служащих, клиника и школа, состоящая из одной комнаты.

3а несколько месяцев до истории

с коброй с Адамом Кельно побеседовал доктор Макалистер, главный врач в Сараваке. Документы Кельно были в порядке. Он был опытный специалист, отличный хирург, а человеку, который изъявляет желание обосноваться здесь, не принято было задавать много вопросов о его прошлом.

Макалистер и проводил семью Кельно до Бобанга. Двое мужчин-санитаров, малаец и китаец, встретили нового врача без особого энтузиазма и показали ему обветшавшую клинику.

— Да, это, конечно, не Вест-Энд в Лондоне, понимающе заметил Макалистер.

— Я работал и в худших местах, — коротко бросил Кельно. Опытный глаз Адама сразу же отметил скудные запасы лекарств и инструментов.

— Что случилось с моим предшественником?

— Покончил с собой. Как видите, после него мало что осталось.

— Да. Но что касается меня, то пусть вас подобные опасения не волнуют. Я не из этих. И мне кое-что уже довелось испытать в жизни.

Осмотрев помещение, Адам вежливо приказал его отдраить как следует и направился в свою квартиру, примыкавшую к строению с другой стороны.

Анджела была разочарована, но не жаловалась.

— Придется немного потрудиться, но потом все будет очень мило, — успокаивала она себя.

С веранды открывался вид на реку и пристань, а дальше простирались холмы, вершины которых высились над городком. Они были покрыты низкими пальмами и неправдоподобно пышной растительностью. К вечернему коктейлю уже сгустились сумерки, и вместе с долгожданной прохладой, сменившей влажную жару дня, пришли странные звуки и запахи ночных джунглей. Пока Адам присматривался к окружающей обстановке, беззвучно упали первые капли дождя, как прелюдия к ливню, почти ежедневному в этих местах. Движок, как обычно, давал сбои, и свет то потухал, то снова загорался. А потом тяжелым молотом обрушилась сплошная стена дождя, барабанящего по земле.

— Ваше здоровье, — сказал Макалистер, внимательно присматриваясь к новичку глазами человека, который обрел здесь жизненный опыт. Старый Мак перевидал многих— тех, кто появлялись и исчезали. Случались и пьяницы, и наркоманы— и те, кто были полны тщетных надежд осчастливить человечество. Он давно уже расстался со своим миссионерским пылом, который был сначала подавлен его собственной посредственностью и королевским бюрократизмом и наконец окончательно исчез в этих сырых жарких джунглях, в окружении дикарей, живущих у реки.

— Эти двое ваших парней вполне годятся в помощники. Они помогут вам тут освоиться. Теперь, когда Саравак стал колонией, нам приходится уделять больше внимания медицине. И тут надо все привести в порядок.

Уставившись на свои руки, Адам размял пальцы и задумался. Так давно он не держал хирургических инструментов.

— Я дам вам знать, в чем буду нуждаться и какие планирую произвести тут изменения, — коротко сказал Он.

Достаточно нагловатый тип, подумал Макалистер. Ничего, скоро заносчивость покинет его. Он уже видел, как через месяц на смену рвению приходят озлобление и жестокость, когда человек начинает понимать, в какой немыслимой ситуации он оказался.