Суд королевской скамьи

Юрис Леон

«Выдумкой чистейшей воды является утверждение, что доктор Тесслар якобы видел меня у операционного стола. Он никогда не показывался в том месте, где я проводил операции.»

«Слишком много моих пациентов остались живы и дали показания в мою пользу, чтобы можно было с доверием относиться к утверждениям, что якобы мои операции были некачественными.»

«Я глубоко убежден, что доктор Тесслар выдвигает все эти обвинения против меня лишь для того, чтобы снять груз вины с самого себя. Я считаю, что он был послан в Англию как участник заговора, ставящего целью уничтожить все остатки польского национального движения. То, что он просил в Англии

политического убежища, — обычная для коммунистов уловка, и доверять ей нельзя.»

Приближалось время окончательного решения — и Адам Кельно впал в глубочайшую депрессию. Даже посещение Анджелы не смогло вселить в него бодрость.

Она протянула ему пачку фотографий их сына Стефана. Адам, не поглядев, бросил их на стол.

— Не могу, — сказал он.

— Адам, разреши мне принести сюда ребенка, чтобы ты мог взглянуть на него.

— Нет, только не в тюрьму.

— Он всего лишь младенец. Он ничего не будет помнить.

— Увидеть его... чтобы у меня остались мучительные воспоминания во время издевательского процесса в Варшаве. На что ты пытаешься меня обречь.

— Мы боремся за тебя изо всех сил. Только, я не могу видеть тебя таким. Мы всегда черпали силу друг в друге. Неужели ты думаешь, что мне легко. Я работаю не покладая рук, занимаюсь с ребенком, хожу на свидания с тобой. Адам... о, Адам...

— Не прикасайся ко мне, Анджела. Мне будет слишком тяжело...

Корзинка с едой, которую она четырежды в неделю приносила в Брикстон, была проверена и вручена арестанту. Адам отнесся к ней без всякого интереса.

— Я тут уже почти два года, — пробормотал он, — и с меня не спускают глаз даже в одиночке. Они наблюдают за мной, когда я ем, когда я в туалете. У меня срезали пуговицы, отняли ремень, не дают бритвы. Даже карандаши отнимают на ночь. Мне можно только читать и молиться. Они правы... мне хотелось покончить с собой. Только мысль, что я должен жить, чтобы, став свободным человеком, увидеть своего сына, помогала мне держаться, но теперь... даже эта надежда покинула меня.

Джон Клейтон-Хилл, заместитель Государственного секретаря, сидел напротив Государственного секретаря, сэра Перси Малтвуда, и между ними на столе лежал этот проклятый приказ о депортации.

Малтвуд обратился к Томасу Баннистеру, королевскому адвокату, чтобы он оценил дело Кельно с позиции Министерства внутренних дел и проверил, отличается ли его мнение от точки зрения Хайсмита.

Томас Баннистер в свои сорок с небольшим занимал положение, не уступающее положению Хайсмита. Человек среднего роста, с ранней сединой, он выглядел как типичный англичанин с весьма заурядной внешностью. Но он совершенно преображался во время своих блистательных выступлений в зале суда.

— Так что вы можете сказать, Том? — спросил Малтвуд.

— Могу сказать, что имеются обоснованные сомнения как в вине Кельно, так и в его невиновности, и таким образом, польское правительство должно представить нам дополнительные доказательства. Не думаю, что таковые у них найдутся, потому что дело держится в основном на обвинениях Тесслара против Кельно.

Баннистер принялся листать уже изрядно распухшее дело.

— Большинство свидетельств, представленных польским правительством, основаны главным образом лишь на слухах. И хотим мы того или нет, нам предстоит установить: то ли Тесслар лжет для спасения самого себя, то ли с той же целью врет Кельно. Не подлежит сомнению, что они терпеть не могут друг друга. Все

происходившее в Ядвигском концлагере остается покрытым мраком тайны, так что мы толком не знаем— то ли мы должны будем отдать на смерть жертву политических преследований, то ли выпустить на свободу военного преступника.

— И что ж, по вашему мнению, мы должны делать, Том?

— Продолжать держать его в Брикстонской тюрьме, пока одна сторона или другая не смогут представить достаточно убедительных свидетельств.

— А если забыть о всех бумажках, — сказал Малтвуд, — каково ваше мнение?

Баннистер перевел взгляд с одного на другого и улыбнулся.

— Бросьте, сэр Перси, вы же знаете, что я не отвечу на такой вопрос.

— Мы будем исходить только из ваших рекомендаций, Том, а не из ваших ощущений.

— Я лично считаю, что Кельно виновен. Не знаю точно, в чем именно, но в чем то он виновен, сказал Том Баннистер.

«Посольство Польши

47 Портленд-плейс,

Лондон W-1

15 января 1949 года.

Государственному секретарю

Сэр,

Посол Польши свидетельствует свое уважение Государственному секретарю по иностранным делам правительства Его Величества и имеет честь проинформировать его о мнении польского правительства относительно доктора Адама Кельно. Польское правительство считает, что:

Вне всякого сомнения установлено, что доктор Адам Кельно, ныне содержащийся в Брикстонской тюрьме в Великобритании, был хирургом в Ядвигском концентрационном лагере и подозревается в совершении военных преступлений.

Доктор Кельно находится в списке подозреваемых военных преступников Комиссии по военным преступлениям Соединенных Штатов, а также правительств Чехословакии и Нидерландов, а также Польши.

Польское правительство представило все необходимые документы, касающиеся сути дела, правительству Его Величества.

Остальные доказательства будут представлены соответствующему польскому суду.

Правительство Соединенного Королевства не имеет оснований медлить с экстрадицией военного преступника, что вытекает из существующего договора.

Необходимо отметить, что общественное мнение в Польше крайне возмущено необоснованным промедлением.

Тем не менее, чтобы раз и навсегда положить конец вопросу, должен ли доктор Кельно быть- депортирован в Польшу, мы готовы, в соответствии с британским судопроизводством, представить жертву обдуманной жестокости доктора Кельно— мужчину, который в качестве объекта медицинского эксперимента был самым бесчеловечным образом кастрирован доктором Кельно.

Примите уверения в моей совершенной преданности Вам, сэр.

Зигмонт. Зубовский, посол».

6

Напротив старого величественного Ковент-гардена стояло мрачное серое каменное здание— суд магистрата на Боу-стрит, больше известный как полицейский суд четырнадцатого участка Лондона. Ряд лимузинов с водителями перед судом свидетельствовал о важности дела, которое должно было слушаться аа массивными дверями старого судебного зала.

Здесь находился Роберт Хайсмит, скрывающий волнение за раскованностью поведения. А также, конечно, Ричард Смидди, все время покусывающий нижнюю губу. Был судья магистрата мистер Гриффин. Присутствовал неутомимый охотник Натан Гольдмарк. Тут же был Джон Клейтон-Хилл, представлявший Министерство внутренних дел, служащие Скотланд-Ярда и стенографист.