Суд Линча
Шрифт:
– Ты сама пришла к тому ответу, что куда бы ни клали свой ваучер, все равно бы остались с носом. Все активы этих фирм давно перенесены в другую фирму, с другим названием, которой ты не можешь выставлять претензии. Это и есть, по твоим понятиям, ум? А совесть? Потому и коммунисты хают и перестройку, и этих жуликов. У коммунистов не позволила бы совесть так поступить.
– Мало коммунистов воспользовались этой заварухой? Сколько крупных деятелей сумели сделать себе капитал? Нахальные – прямо себе, а скромные, вроде перед народом неудобно, – своей жене, детям или каким-то
– Ты не путай коммунистов с членами КПСС, пусть даже занимавшими высокие посты. Это разные люди. Вообще, ты об этом не думай! Худо-бедно мы свой кусок хлеба можем маслом намазать, сытно поесть и с голоду не умрем, а массивные золотые цепи ни нам, ни нашим детям не нужны. Ты подумай, в чем пойдешь сегодня на эту корпоративную вечеринку?
– Куда, куда?
– На банкет после деловой встречи умных людей. Там все дамы наверняка будут одеты с иголочки.
– Я вообще туда не пойду.
– Как это не пойдешь? Петр обидится.
– Зато его цаца будет рада, что меня там не будет. Она меня возненавидела, я по ее взгляду поняла. Так что ты пойдешь один, скажешь, что я заболела.
В центре Москвы, на Тверской площади, ходит Петр Антонов один, руки в брюки. То смотрит внимательно на памятник Юрию Долгорукому, то восхищенно смотрит и любуется архитектурой близлежащих зданий, то смотрит вниз по Тверской улице и спрашивает у одного прохожего:
– Это там красная стена с бойницами – Кремль?
– Да, это московский Кремль.
– А где часы?
– Часы на Спасской башне, со стороны Красной площади. Спускайтесь туда, там много, там увидите много интересного: и Красную площадь, и Мавзолей, и собор Василия Блаженного.
– Сегодня некогда, на обратном пути обязательно остановлюсь в Москве надолго и посмотрю все.
К этому времени вмешался в разговор Павел Семенович, который подходил сзади и слышал разговор брата с посторонним.
– Ты что, Павел, никогда не был в центре Москвы?
– Паша, ты же знаешь, я был в Москве три раза и всегда в сопровождении: в армию привезли на Курский вокзал, с поезда слезли и пересели на электричку и попали в забор воинской части, из армии меня, хромого героя, сопровождал старшина роты, с электрички пересадил на поезд. Это ты в сводной роте чуть ли не каждый день ездил по городу. Мы всегда были за забором, не покидали территорию части. Один раз нашу роту повезли на экскурсию в какой-то музей Вооруженных сил, в зоопарк и на Красную площадь, но я в этот день был в наряде, на кухне картошку чистил. А на третий раз, знаешь, меня привезли с аэропорта на Лубянку на «черном вороне» с двумя вооруженными сопровождающими.
– Да, брат, с Москвой ты не знаком. Приезжай специально ознакомиться. Достопримечательностей здесь столько, что за один день все не сумеешь обойти.
– Живы будем, и Москву посмотрим, брат, это не проблема. А где Антонина?
– В дороге ее немного укачало. Она себя почувствовала плохо. А ты почему один?
– Деловая встреча не состоялась. Наши украинские партнеры по делам срочно выехали в Польшу. Встречаемся на следующей неделе
– Значит, погнали ко мне домой. Где твоя молодая жена?
– Она тоже захворала, лежит в гостинице. А банкет состоится. У Владимира Сергеевича в Москве много покровителей из высшего круга. Разве он упустит момент, чтобы с ними не пообщаться за столом.
– А тебе это нужно?
– Нужно, брат, нужно! У вас всегда гордо произносили: «Партия и Ленин – близнецы братья. Мы говорим партия, подразумеваем Ленин, мы говорим…» и так далее. А сейчас, брат, другие пошли времена. Мы говорим: «Бизнес и власть – близнецы братья». Он мне помог, когда я начал свой бизнес, затем я ему помог. Во время избирательной кампании не один миллион неденоминированных рублей потратил я на него. Он стал депутатом областной думы, а я, естественно, – помощником депутата. По должности я обязан помогать ему. Вот он созвал свою шайку-лейку, говорит: «Все нужные люди, а нужных людей надо знать в лицо». Авось они когда-нибудь и мне пригодятся. Потому и они будут пить, а платить буду я, ведь я не пьющий, знаешь об этом, я писал. Я завязал раз и навсегда, а в таких компаниях нельзя быть трезвенником, не уважают трезвенников. Официанты уже знают, в мою рюмку нальют «Нарзан». За столом никто не заметит. Чтобы тебя уважали, надо порой лезть целоваться и с пьяным видом спрашивать: «Ты меня уважаешь?»
– А что это за нужные люди?
– Разные чиновники высокого ранга. Кто-то в Думе заседает с Владимиром Сергеевичем, кто-то из разных московских палат, словом, свои люди. И, как говорят: «Друг моего друга и мой друг», этот принцип я должен соблюдать.
– Да, кстати, этот телохранитель говорил, что ваш Владимир Сергеевич меня знает. Откуда он меня знает? Не у меня ли он учился? Какой он вуз окончил?
– Он вузов не оканчивал. Диплом, по-моему, он купил сразу, после освобождения. А с тобой он встречался, когда ты приезжал ко мне в лагерь. Он тогда в лазарете со мной лежал.
– Этот криминальный авторитет?
– Да, Вован. Тогда его так звали. Это сейчас он Владимир Сергеевич.
Павел Семенович сразу изменился в лице, голова закружилась, ему стало плохо. Он хотел опереться обо что-нибудь или сесть, но на площади такой возможности не было. Петр заметил это, взял брата под руку.
– Да, брат, ты был и остаешься коммунистом, не можешь терпеть людей, которые когда-то не особо уважали советские законы. Не можешь забыть их якобы криминальное прошлое. Не уважаешь ты деловых людей.
– Петр, я тебя прошу, не обижайся, я не могу сидеть в такой компании и поднимать тост за здравье уважаемых новых вождей страны и боссов бизнеса.
– Понимаю, брат. Если уж считаешь, что гусь свинье не товарищ, я не могу заставить, чтобы ты изменил свое мнение. Ты мой родной и единственный брат, мой любимый брат. У нас разное мировоззрение, но мы братья и любим друг друга.
Петр обнял брата, прижался к щеке, затем повернулся и пошел к входу в ресторан, произнося:
– Чао! Подробнее поговорим через месяц. На обратном пути я остановлюсь у тебя. Антонине привет!