Суд Линча
Шрифт:
Первым делом Павел открыл окно. От вошедшего внутрь свежего воздуха Петр очнулся. Открыл глаза, увидел на табуретке бутылку, закрыл глаза и протянул руку к ней. Павел заметил это и убрал бутылку. Петр, не открывая глаз, стал шарить рукой по табуретке, искать бутылку. Видит, нет бутылки, резко приподнялся и открыл глаза. Увидев Павла, заулыбался, лег на подушку, поднял растопыренными пальцами правую руку для привычного приветствия и произнес:
– Павлик, привет!
Павел, вместо того, чтобы ладонью ударить по руке брата, как у них было заведено, ударил бутылкой. Петр, у которого глаза были приоткрыты, увидев это, схватился за бутылку
– Во что ты превратился, Петя? Вместо человеческого сознания у тебя появился животный инстинкт. С каким остервенением ты впился в эту бутылку?
– Брат, ты мне мораль не читай, я очень спать хочу. Всю ночь не смог заснуть: у меня нечего было пить, меня колотило, ты не представляешь, как. Думал, умру. К бабке Насте ходил за самогоном, она уже мне по записи не отпускает. Гадина, меня выгнала за ворота. Собаку спустила. Утром Мишань зашел ко мне, жрать принес и поллитру, он мне был должен. Там на подоконнике есть поесть чего, Паша, угощайся. Я сейчас немного посплю, потом встану, поговорим. – И повернулся к стене на правый бок.
Павел хотел ему что-то сказать, но в это время кто-то постучал во входную дверь.
– Есть кто дома? – послышался голос через полуоткрытую дверь.
Павел вышел в большую комнату, видит, в прихожей мужчина, прилично одетый, с дипломатом в руке.
– Заходите, пожалуйста! Я предполагал, что это кто-нибудь из собутыльников брата. Ошибся.
– Петр Антонов здесь живет? – спросил мужчина.
– Здесь.
– Я хотел спросить, не вы ли Петр, потом вспомнил, что у него был брат-близнец. Кажется звали Павел. Вы, наверно, Павел?
– Мне тоже ваше лицо знакомо, но не могу вспомнить, где мы встречались.
– В военной форме могли бы узнать меня. В лице я не особо изменился.
– Узнал, узнал! Капитан Елисеев из особого отдела.
– Угадали, но теперь полковник Елисеев из комитета госбезопасности. Где ваш брат?
– Лежит без задних ног в другой комнате, но там дышать нечем. Я только что открыл окно, пусть немного проветрится, пока вы мне скажете, что же он мог натворить такого, что им заинтересовался КГБ.
– Разумеется. У меня и к вам будут вопросы, не предполагал с вами встретиться здесь. Можем где-нибудь сесть, побеседовать?
– Я сам сюда вошел пять минут назад, вижу, шикарные апартаменты моей матери превратились в свинарник. Пойдемте на кухню, не знаю, там есть на что сесть?
Павел открыл дверь на кухню.
– Есть, две табуретки есть, стол грязный, но я найду тряпку, вытру. Проходите, пожалуйста, на кухню!
Елисеев зашел на кухню и сразу обратил внимание на черный закопченный потолок.
– Ну и запустил квартиру ваш брат.
– Вы бы заходили сюда, когда мать была жива. Не квартира была, а царские палаты: ковры, мебель. Все продал, пропил, наверное. Я сам живу в Москве, уже больше восьми лет не приезжал сюда. Знал, что мой брат работает в гаражном кооперативе сторожем, но не знал, что он так опустился. С завтрашнего дня займусь его лечением от алкоголизма.
– Уже поздно, не успеешь. Теперь его лечением займутся органы.
– Ах да. Вы еще не сказали, я еще не знаю, что он натворил.
– Вы знаете, не мог он вам не рассказывать об Адольфе Бюргере, точнее о фотографе Никитине Никаноре Ивановиче. – Елисеев открывает свой дипломат и вытаскивает фото Никитина, сделанное с трех сторон: слева, анфас и справа. – Вы знаете этого
Павел посмотрел внимательно.
– Никогда не видел. Это и есть фотограф? Не знаю, как его звать, сам не встречался с ним, но брат говорил, что он познакомился с одним фотографом, якобы фронтовым другом нашего отца.
– И вы не захотели видеть фронтового друга отца? Я уже знаю, что ваш отец погиб на войне. Неужели не дорога память собственного отца, чтобы познакомиться с его фронтовым другом.
– Да никакой он не фронтовой друг. Брат мой в такие дебри не влезал, ничем не интересовался, даже не знает, какого года рождения наш отец, когда их в армию призвали вместе братом-близнецом. Этот фотограф рассказывал, якобы наш отец в сорок четвертом ему жизнь спас и погиб в его руках. Он лично похоронил отца с почестями. А нашего отца призвали в армию только в феврале сорок пятого года. Я в школе был следопытом. В свое время докопался, что их полк формировали только в конце апреля сорок пятого года и послали на передовую в район Кенингсберга. Я сразу понял, что это липовый друг.
– А насчет пойманного, точнее, расстрелянного им шпиона он ничего не рассказывал?
– Нет. Хотя я в свое время его спросил: «Что это за глупый шпион, пошел прямо на часового. Если хотел пробраться на территорию базы, сколько других удобных мест можно было найти, зачем переть прямо на часового? А он ответил: «Он думал, что я его пропущу». Я удивился и спросил: «А ты что, с ним знаком?», он ответил: «Я его никогда не видел».
– Год назад в Западной Украине люди узнали одного типа, который во время оккупации работал полицейским у немцев. Доложили нам. КГБ стал им заниматься. Выяснилось, что он еще в начале войны дезертировал из Красной Армии и перешел на сторону немцев. Вначале он обучался в разведшколе, затем, когда поняли, что он в разведчики не годится, отчислили. Когда его дело передали мне, во время допроса я возьми да спроси про Волкова, про того человека, которого твой брат застрелил. Тот тоже во время войны, как объяснил, попал в плен, а там согласился сотрудничать с немцами и тоже обучался в разведшколе. Этот полицай вспомнил Волкова и в разговоре как-то произнес, что инструктор по боевым единоборствам Адольф Бюргер всегда хвалил Волкова, ставил им в пример. В свое время в кармане убитого Волкова нашли телефон под именем Адольф, а телефон принадлежал фотоателье. Это я вспомнил, разбирая дело с участием твоего брата. Достал фотографии этого Никанора Ивановича, и полицай узнал его. Месяцев шесть наблюдали за ним и уличили, что он резидент одной иностранной разведки, работает фотографом под фамилией Никитин. Долго его раскалывали: хитер он, разведчик. Все же вынужден был признаться. Признал и то, что убийство Волкова он организовал в сговоре с вашим братом. Так что он знал, в кого и зачем стрелял.
– А зачем это ему нужно было? По просьбе фронтового друга отца?
– Нет. Он хотел заработать поощрение в виде отпуска домой. Пойдем теперь, разбудим его, он сам расскажет, как все это было.
– Он пьян вдребадан, не знаю, сможет ли что-нибудь вспомнить.
– Я там на подоконнике в комнате видел пивную кружку. Принесите, пожалуйста, наберем холодной воды.
Павел пошел в комнату, взял кружку, набрал воды и вместе с Елисеевым вошли в маленькую комнату, где спал Петр. Елисеев взял у Павла кружку с водой и горсть воды плеснул на лицо Петра. Тот тряхнул головой, вытер рукавом лицо и повернулся на другой бок.