Суд Счастья
Шрифт:
А брови у неё всегда подняты… удивлённо?.. осуждающе?..
Она – будто забылась…
Смотрела – опять, как вчера: словно бы давно-давно меня видит… словно бы, сквозь меня, в какую-то даль…
Тут и я немного помолчал. Прежде чем сказать.
И сказал.
Я ответил – всё тем же как бы отвлечённым, но и как бы дружеским тоном – на её давешнюю реплику.
–– Таких, как вы, не много.
В лице её ничто ничуть не шевельнулось.
Я – прямо зарадовался этому.
Ведь она, значит,
Как я и предчувствовал! – И в поиске ушла куда-то далеко…
…И тут она – наконец-то! – опустила руки.
И сказала. – Хотя, опять же, ничего и не сказав.
–– Надо жить сегодняшним днём.
О, да она – и усталая…
Я – молчанием повторив своё: это не ваши слова – вслух будто бы её поддержал.
–– Жить сегодняшним днём… это значит… втискивать в него… всё из прошедшего… да и из будущего.
Она… чуть заметно покивала…
Согласно!..
Или мне показалось?..
Если, однако, и покивала, то – для себя, всё ещё для одной себя…
Молчание её всё-таки выражало: это правда…
Я сделал вид, что слышал от неё это слово.
–– Правда нужна толпе. Личности нужна истина.
…Вдруг стало ясно, что надо уходить.
Достаточно на сегодня!
Дерзким словам – дерзкая и точка.
И ещё: понятно – главное! – что встреча будет и потом.
Приятно было – почему-то – отметить… что мы оба ни разу не улыбнулись.
Но комплименты, в меру, нужны.
–– Ваша душа грустная. Как авторская песня.
…Вышел – и голубь опахнул моё лицо взмахом крыла, пролетев возле моего уха.
В темноте проснулся…
Сердце билось.
Вчера – неужели было то, что было?!..
Позор!
Позор?..
Но такой слог дался мне с первой встречи… встречи, то есть, глазами.
И в ней, когда один перед одним, не чувствовалось – всерьёз-то – ни досады, ни иронии…
Наоборот. Она словно подзадоривала меня.
…И наконец – самая-самая, утренняя, ранне-утренняя искренность, само-искренность.
Ведь я ходил… к себе, к себе!
За вариантом-то…
…Милая, милая…
«Кто вы?» – В самом деле: я для всех, как тот исследователь для папуасов, – «человек с Луны».
Глава восьмая
…Глаза, глаза, глаза.
Передо мной – как бы глаза…
Одни глаза… без лиц!..
Много, много глаз…
И все – одинаковые!..
Я – им, глазам:
–– Поэт написал стихи. Во время государственного заседания. А уходя, листок со стихами так и оставил на столе. И кто-то уж другой листок этот подобрал и стихи те спас.
Глаза, все разом, на это мне – как бы хором пёстрым, но бодрым и требовательным:
–– Ну и что с того?
Я – глазам:
–– Не зря же он писал.
Глаза
–– Выходит, не зря, если ты так о том толкуешь.
Я – им:
–– Нет-нет! Я не об этом. Я сообщаю вам, собственно, не о том, где вот он писал, где оставил… А о том ставлю вас в известность, что он писал не для вас.
Те – все:
–– Эхе, ну так нечего было и болтать!
Я же – словно уже ничего не слыша и ни к кому не обращаясь:
–– Он писал для Бога. А я, если на то пошло, сообщаю вам, по сути, о том… что и ваши все мысли, ежели, конечно, они, мысли, у вас есть, и чувства все ваши для Бога.
И на это уж от глаз – молчание. Невнятное… непонятное… нетолкуемое…
–– И ваши все действия и поступки не зря. А известны. Известны!
Глаза, все разом, – как бы затуманились, полузакрылись…
Мне сделалось – холодно, печально…
Так как я тут – наконец-то разглядел.
Глаза все эти – это толпа, и большие, и малые, народ: буквально – народившиеся, на-род…
Я потряс головой.
Я – одинокий, одинокий!
…И – очнулся.
От этого наваждения.
Такого явного.
И такого… нужного!..
Пусть оно и от моего теперешнего переживания.
А одиночества – нет, не бывает.
У меня не бывает.
Я же – часть.
Я же – счастлив!
Вот же, вокруг меня – невидимое Невидимое.
…Ну, а все?
А все-то как раз и одиноки. Потому, от страха, они и толпятся, и тусуются… и обнимаются, и паяются, и всячески иначе томятся.
Читатель…
Нет, от этого звания и впредь не откажусь. – Попросту не суметь.
А раньше я был читатель – ещё пуще.
Тогда, лет с шестнадцати, старшеклассником, и лет до двадцати шести, до конца вуза, – тогда я… видел каждую букву текста… как написанную только что… чуял запах тех, что пролились, ещё не просохших чернил… слышал усердное сопение… ощущал, наконец, вектор и силу – силу и вектор – и предел! – дерзновения человека живого!..
А теперь – нынче с полстраницы сходу и вмиг вижу его уровень – и творца, и человека – дерзновения.
Или даже – как я сам недавно выразился – вижу, что прилажен с дуру, дым за ракетой: отсутствие хоть какого-то уровня.
Гении наши те многотомные – во все два прошлых века. – Да, и славные, и исторические, и вечные. – Но именно – после них… именно после них – и начались мировые войны и революции…
Что, что они – не сказали?..
Не смею вымолвить: что они такое огнеопасное и заразительное сказали?..
А только так: что такого особенного – они не сказали?..
…Я заметил, что только увидев её… лишь впервые увидев её – стал говорить, говорить с другими…