Суд времени. Выпуски № 35-46
Шрифт:
Сванидзе:Эти слова принадлежат Вольтеру.
Кургинян:Да, конечно, спасибо. Но я говорю о том, что эти великие слова как раз и нарушались. Потому что когда целое поколение было названо «совком», то о каком уважении могла идти речь? О каком уважении?
Нам не дано предугадать, Как наше слово отзовется, — И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать.Словом можно убить, словом можно ранить, словом можно сломать психику. Вот я призываю к этой осторожности, причем к этой осторожности не за счет
Ещё одной черты, которой категорически, с моей точки зрения, не может быть и которая существовала в гласности — не может быть промывания мозгов. Промывание мозгов не есть гласность, т. е. не есть демократия, не есть свобода, но это есть гласность. Когда информационный шквал обрушился на незащищенное сознание в одну сторону — это была дорога с односторонним движением — в этот момент было совершено информационное преступление. То, что при этом, наконец-то, удалось говорить — прекрасно. Но есть вещи, которые надо извлечь, как страшные урок. Нельзя, чтобы этот процесс превращался во вседозволенность, в изменение верха и низа. Человека очень трудно вести наверх и очень легко толкать вниз. Нельзя это делать с помощью ломки стереотипов. Нельзя использовать против своего населения информационную войну. Нельзя, понимаете, нельзя разжигать национальные страсти в обществе, в котором они есть. Нельзя подстегивать в людях разочарование во вчерашнем прожитом дне, потому что это порождает суицид и многое другое. Эти все «нельзя, нельзя» не есть запреты. Это рамка, в рамках которой существует полная информационная свобода.
Скажите, пожалуйста, если эту позицию Вы называете позицией требователей цензуры…
Любимов:Именно так!
Кургинян:…Запретителей свободы речи… Вы действительно так считаете?
Любимов:Потому что так устроено общество. Вы всегда, говоря это, Вы придете к этому. Вы только будете … Будете цензоров растить.
Кургинян:Вы действительно верите, что вот я лично хочу цензуры, не свободы слова.
Любимов:Вы не хотите, но Вы будете. Вы будете палачом. Общество в целом очень сложное, разное, и, можно сказать, как машина времени, разные регионы вообще живут в разном времени. Так иногда кажется. Где-то ещё ранний феодализм. Но Вы всем отдали эту свободу. Они начинают ею пользоваться. Кто-то пользуется этим во благо, с Вашей точки зрения, кто-то пользуется этим во вред, с Вашей точки зрения. И Вы будете решать, что есть благо, что есть вред.
Кургинян:Нет, я не буду решать.
Любимов:И Вы будете цензором, Вы будете палачом.
Кургинян:Не буду решать. Не буду решать.
Любимов:Не бывает по-другому.
Кургинян:Я только хочу одного, чтобы разные силы, пользующиеся свободой, имели равное право ею пользоваться. И никто никому не затыкал рот, как затыкали в эпоху гласности.
Любимов:Это право равное, это право равное.
Сванидзе:Сергей Ервандович, абсолютно с Вами согласен. Только почему в качестве примера эпохи, когда затыкали рот, Вы приводите эпоху гласности, это у меня, честно говоря, полное изумление вызывает.
Кургинян:Николай Карлович, я перед этим сказал…
Сванидзе:Как известно, были в нашей истории другие эпохи, когда рот затыкали покруче!
Кургинян:Николай Карлович, во-первых, я сказал с самого начала, что считаю самым большим грехом предыдущих эпох отсутствие информационной свободы.
Сванидзе:Тогда мы с Вами здесь полностью совпадаем. Я думаю, здесь тогда у вас вообще не будет споров.
Кургинян:Это
Сванидзе:А как?
Кургинян:Объясняю…
Сванидзе:Уж был народ, было общество, была страна,
Кургинян:Как? Подождите, подождите.
Сванидзе:…которую освобождали.
Кургинян:Нет, подождите, подождите.
Сванидзе:Освободили, вот получили!
Кургинян:Давайте, я освобожу всех бандитов!
Сванидзе:Нет, зачем же бандитов!
Кургинян:Тоже будет свобода, или нет?
Сванидзе:Сергей Ервандович, Сергей Ервандович…
Гусев:Зачем же Вы передергиваете, Сергей! Вы передергиваете все время!
Кургинян:Давайте, я освобожу низкие страсти, давайте, я освобожу национализм. И люди начнут отрезать головы друг у друга. Можно же освободить низ…
Млечин:Вы освободили, Вы когда так говорите, самые низкие страсти и освобождаете. Вы по этой части мастер просто!
Кургинян:Каждый раз, когда человека раскрепощают, вопрос встает в том, как в нем не разбудить зверя! Как в нем не разбудить зверя!
Млечин:Вы тут раскрепостили самое гнусное, что может быть! Помолчали бы чуть-чуть! Стало бы спокойнее.
Кургинян:А именно в эпоху этой гласности и разбудили зверя! И всё время пытаются будить снова! Вот что было.
Сванидзе:Тут вопрос вот в чем: Вы хотите закрутить гайки. Вот чего Вы хотите.
Кургинян:Нет, я хочу не гаек, я хочу храма, и чтобы в человеке будили высокое и идеальное.
Сванидзе:В человеке будят то, что в нем есть, Сергей Ервандович.
Кургинян:А не звериное. И я не хочу, чтобы в нем будили преступника.
Сванидзе:Сергей Ервандович, в человеке будят то, что в нем есть.
Кургинян:Был один человек, который предложил это сделать. Его звали маркиз де Сад. И гласность — это и есть маркиз де Сад.
Сванидзе:Спасибо. Мы завершили третий, последний день по теме гласности. Сейчас предоставляется каждой стороне возможность произнести заключительное слово. Прошу Вас, Сергей Ервандович, сторона обвинения, Ваше заключительное слово.
Кургинян:Тема была бы и не такой важной, если бы не одно обстоятельство. Оно заключается в том, что этот процесс не обязательно нужно рассматривать только как процесс, который находится целиком в прошлом. Во-первых, как процесс, который произошел тогда, он совершил самое тяжелое, что только может быть. Он очень сильно травмировал сознание, и нам из этого придется очень тяжело выбираться. Если же эта травма будет ещё раз усилена, а это очень строгий научный термин — культурная травма, то, может быть, страна и не выберется вообще. Стране нужно вернуться к трезвой оценке своей истории и всего остального. Она, как единое целое, травмирована той гласностью, именно потому, почему я сказал. Не потому, что была информационная свобода, а потому, что место этой информационной свободы заняла информационная война с пропихиванием, жесточайшим пропихиванием антисоветских мифов вместо правды и разрушением сознания предшествующего поколения. Это в прошлом. И это нам надо знать для того, чтобы каким-то образом выбраться из этой ситуации. Если хотите, то, может быть, нужна глубокая реабилитация, глубокая реабилитация населения в пользу этой исторической правды при безусловной информационной свободе. Что касается будущего…