Суд
Шрифт:
Как ловко все это умеет Кичигин! Сараев не смог бы даже толком договориться с официантом о заказе. А тут все шло как по маслу.
Пока они ждали заказанное, Сараев оглядывал массивные, прямо церковные, стены зала и заинтересовался сидевшей рядом за большим столом негритянской семьей, и так ему интересно было на них смотреть, что он не сразу услышал, о чем говорит ему Кичигин.
— …Что я думаю, Сергей Антонович, — задумчиво говорил Кичигин, вертя пальцами пустую водочную рюмку. — Как-то зашоренно мы живем, без душевного отдыха…
Официант
— Я вижу, вас заинтересовало черное семейство, — продолжал Кичигин. — Задуматься только — они приехали в нашу Россию из какой-то богом забытой африканской страны и видят больше нас с вами. У нас работа, работа и еще раз работа, пока голова не высохнет… Вы видели фильм «Уставших лошадей пристреливают»?
— Первый раз слышу, — ответил Сараев, продолжая смотреть на негров.
— Нет, правда — работа, работа, работа, и нет этому конца. А вокруг целый мир — с событиями, всякими страстями, а нам вроде нет до него дела. Гляжу сегодня на министра — снежок мягко ложится на его лицо — и думаю, что он вот такого прикосновения снега к лицу за последние тридцать лет не слышал. Не слышит и теперь. У него вся жизнь — кабинет, заседания, машина, поезд, самолет, и так без конца. Ну, и что?
— Жалко его, очень жалко, — тяжело вздохнул Сараев, и на душе у него стало сумрачно.
Кичигин протянул к нему свою рюмку.
— Пусть земля ему будет пухом…
Они выпили коротким броском и не сразу поставили рюмки. Закусили холодной осетринкой с хреном.
— Хорошо придумалось сюда пойти, — сказал Сараев, оглядываясь вокруг с каким-то новым интересом. — Ей-богу, так и есть — даже в такое местечко заскочишь разве что с похорон. — Он как-то стесненно засмеялся.
Кичигин снова наполнил рюмки и заговорил все с той же раздумчивостью человека, которого потянуло на откровенность:
— Я часто задаю себе вопрос — как видят нас наши зарубежные коллеги? Не думали об этом?
Сараев промолчал. Он вспомнил Швецию, зеленую лужайку перед виллой, белый «фольксваген» и в толпе веселых гостей себя, приметного среди них с первого взгляда.
— Помните приезд наших французских коллег? От фирмы, которая — мы знаем — дышит на ладан. Мы же — фирма — вся автомобильная промышленность великого Советского государства. А как они заносчиво держались! Помните, прием они для нас устроили в отеле. Мы поехали туда прямо с работы, а они встречают нас в смокингах, откуда-то дам выкопали. У меня было такое впечатление, что они все это для того, чтобы посмеяться над нами.
— Смеха-то у них не получилось… — вяло возразил Сараев. — Министр тогда на прием не приехал, послал меня, и я им передал его слова — де не мог приехать, так как занят делами, они сразу увяли.
— И принялись нас спаивать, — сердито добавил Кичигин. — И все со смешком, с улыбочками.
— Я тогда думал только — почему мы не устроили прием для них? Могли бы им предложить не тарталетки
— Вот это было бы лишнее, — не согласился Кичигин. — А главное, не по-деловому — переговоры были явно безрезультатные, а мы им вместо контракта водочки.
— Тогда у них на приеме, — вспомнил Сараев, — рядом со мной оказался молодой хлыщ с хорошим русским языком. Все подливал мне, подливал, разговор только об одном: «Трудно вы живете, не весело», — говорил точно как вы сейчас. А я ему — зато у нас фирма в полном порядке… — Сараев рассмеялся.
— Вы не правы, Сергей Антонович, — чуть обиженно возразил Кичигин. — Я-то говорю совсем про другое.
— Знаю, знаю, — примирительно сказал Сараев. — Когда мы сами себя за что критикуем, это, конечно, совсем другое. А помните, как они под конец приема залебезили и начали агитировать за контракт с нами?
— Они за это готовы были даже денежек нам подбросить, — подхватил Кичигин. — Между прочим, у них такие подарочки в полном законе, даже бюджетом фирмы предусмотрены.
— Неужели так? — не поверил Сараев.
— Точно, Сергей Антонович, — подтвердил Кичигин и поднял рюмку.
Они выпили.
— А у нас такое бывает совсем по другим нотам, — весело заговорил Сараев. — У меня еще в позапрошлом году было одно смешное наблюдение. Получаю из «Сельхозтехники» от Сахарова для сведения распорядительный план — куда, кому, сколько? План уже отпечатан в типографии. Смотрю, что за чушь? Моему родному Калинину занаряжено двадцать газиков, а в Великие Луки — сто пятьдесят. Звоню Сахарову — почему такая диспропорция? Он там глядит в план и начинает хохотать — у Великих Лук нуль, говорит, лишний. Опечатка! И хохочет в голос. Но самое смешное выяснилось позже — пока суть да дело, Великие Луки под эту опечатку уже успели получить полсотни газиков. Не смешно?
Кичигин смотрел задумчиво мимо Сараева и, когда тот смеялся, сказал вроде бы вслух про себя:
— А тот, кто породил эту опечатку, мог бы получить от Великих Лук солиднейший куш. Иные богатые колхозы за каждый газик готовы платить по две, а то и по три цены. Деньги-то теперь в колхозах куры не клюют, а с техникой положение трудное.
— Так, может, Сахаров и получил? — снова засмеялся Сараев, настроение у него было прекрасное.
Еда была вкусной, пилось как-то душевно, в норме — не напились, а только душу раззадорили, — стало ему легко и беспечно.
Под самый уход Кичигин заказал кофе и мороженое, сказал, что это необходимая полировочка. И тоже было очень вкусно. Сараев подумал: в голову не приходило, а это же так просто — купить на улице мороженого, а дома сварить кофе. Обязательно надо дома сделать…
Когда принесли счет, Кичигин тоже поступил с ним очень ловко, мимолетно глянул в него и вернул официанту уже с деньгами, и тот так благодарно поклонился, что у него хрустнула крахмальная манишка.
— Сколько там вышло? — спросил Сараев.